WWW.VENEVA.RU

 

Познавательный ресурс по истории города Венёва Тульской области и его окрестностей

 

 
Главная
История
Путеводитель
Художники
Фотографы

Писатели

Туризм
Библиотека
Клуб
О проекте

 

 

 

 

 

 

© Денис Махель,
2004-2024

Все права защищены. Воспроизведение материалов сайта без согласия автора запрещено.

08:41

Электронная библиотека

 

 

Мемуары Надежды Петровны Ржевской
 (р.1847)

Венёвский краеведческий музей, ед.хр. №217
Тетрадь №4 >>>


в 2010 году мемуары были изданы полностью >>>
 

Тетрадь №5

   Начну описывать происшествия оставшиеся до меня и до сего времени. Как я уже писала одним из ближайших наших соседей были князья Черкасские. Их было мать вдова, старуха и три сына. Первый: Константин был холостой; второй Владимир был женат на нашей симпатичной княгине Васильчиковой, третий Евгений был женат три раза: первый раз не знаю на ком, второй раз тоже на симпатичной женщине Муромцевой и третий раз тоже на очень милой женщине на Боборыкиной. Жили они в Горбатове, т.е. мать и сыновья служили в разных местах. Весной (прим. автора сайта - 1853г.) Константин приехал к матери и с какой-то барышней, которую, как слух ходил он украл из Петербурга, но в то время это делалось часто, и особенного ничего не представляло. Но через некоторое время, он прислал за моим отцом прося немедленно приехать по очень важному делу. Отец конечно тотчас же поехал и князь ему объявил, что он разослал экстренных курьеров за своими братьями, но по времени он не рассчитывает, что они приедут раньше позднего вечера. Барышню (украденную) он послал в Тулу в карете навстречу комиссии, которая прислана его взять под стражу, а его друзья уведомили, чтобы он спасался, что для него очень опасно. Что было так и осталось ни для кого неизвестным. Князь просил моего отца, быть при старой княгине до приезда сыновей, а сам пошел в свой кабинет и через несколько минут лакей прибежал в ужасе и объявил что князь брился и бритвой перерезал себе горло. С княгиней сделалось дурно. Отец мой остался при ней до самого вечера. Комиссия приехала и нашла только бездыханный труп и тотчас убралась к черту. Что переехало эту молодую и прекрасную жизнь неизвестно. Князя похоронили в Клину под церковью и из Италии выписали белый, мраморный памятник в форме налоя, с развернутою на нем книгою с надписью:

От юности моей
Мнози борят мя страсти
Но Сам мя заступи
И спаси Спася мой.

  Не могу не упомянуть о небольшом происшествии в нашей семье. У деда Алекс. Дмитриевича Волконского был брат Николай Дмитриевич и у него было 4 дочери и сын. Жена его была известна своею злостью по всей округи. За её вторую дочь посватался очень хороший человек Лихонин он нравился Кате, был дворянин, помещик, со средствами но небогатый, образованный; но это была её нелюбимая дочь и мать отказала. Катя настаивала, говоря что она ни за кого не пойдет кроме Лихонина. Тогда она повалила её на кровать, велела двум горничным сесть одной на голову, другой на ноги Кати, и так её секла розгами, что стой сделался обморок и она 2 недели не вставала с постели Вся простыня была в крови. После этого Катя вышла замуж за претендента матери Мельгунова и была очень несчастна. Муж пил, все пропил, и она должна была содержать детей, тем, что клеила патроны для папирос. Другая её дочь Лидия, тоже нелюбимая, бежала к дяде т.е. к моему деду Алекс. Дмитриевичу Волконскому. Тот уведомил мать чтобы Лидию не искали что она у него, что если мать присылать ей деньги на туалет, то он примет, если же не будет присылать, то он будет её одевать на своё счет, но Лидию не отдаст. Мать выслала её 400р. в год и Лидия до замужества пробыла у дяди. Через два года за неё посватался веневский помещик Небольсин. Дядя опять написал матери спрашивал её согласия, с одобрением о Небольсине. Ответ получился такой: черт с Вами, выходи за кого хочешь. Деньги на приданое были присланы. Лидии сделали приданое и свадьбу устроили. После свадьбы молодые поехали знакомиться с матерью. Княгиня выскочила в зал с кулаками чтобы Лидию бить; но Небольсин был очень умный человек: он отстранил её рукой и сказал: ... (по-французски). Эта речь была так умна, что я была готова аплодировать и княгиня Софья Аркадьевна усмирилась.

  Впрочем то время было жестокое: мальчик кадет из шалости представлял приведение в Инженерном замке, об этом узнали и его засекли до смерти. А когда военные поселения не хотели перейти в казачество, то Аракчеев и Клейппихель велели выставить на площади 40 гробов и 40 человек запороть до смерти. одна мать у которой запороли двух сыновей в отчаянии схватила внучат и подвела к экзекуции и говорит: "вот вам и этих так же!" То положили их и тоже запороли; мать только повторяла: умрите так же, как и ваши отцы.

   У нас был помещик Лиханов, он хотел приблизить к себе одну девушку, но она не соглашалась, тогда он ее наказал розгами и когда она упала в обморок и все не соглашалась, то ее привязали к дереву окровавленную облили водой с солью и опять пороли, пока согласилась. Вот это было не при царе горохе, но в наше время.

Глава ...

  Вчера получила от Грузинцевых Ваше письмо с директивами, которые постараюсь выполнить, как сумею лучше, ноя боюсь что это мне вполне удастся, потому что я, живя гувернанткою при детях, не могла так хорошо увидать положение дел. После отмены крепостного права помещики конечно очутились в худшем финансовом положении, чем прежде. Это случилось во-первых потому, что "Воля" их застала врасплох; неподготовленных практически к хозяйству своими руками с необдуманным еще положением, как поступать, а между тем желанием жить с тем же комфортом, как раньше. Помещики средней руки стали искать казенные места полицейских, которыми прежде пренебрегали. Н.п. мой отец, такой тщеславный и гордый взял место Уездного Начальника, т.е. Исправника по прежнему, но под другим названием. Потом были места Становых, тоже занятые дворянами. Потом кто мог, брал место Земского Начальника и таким образом эти люди казенным жалованием прибавляли недостающие на жизнь. Другие более предприимчивые и обладающие некоторыми свободными средствами построили винокуренные заводы. Это уже очень улучшило доходность помещичьих имений; потому что вино очень раскупалось охотно, курилось из картофеля, т.е. местного, доступного и недорогого продукта и после водки оставалась барда, которая шля для прокормления скота, отчего его молочность увеличивалась. Это заставило помещиков обратиться и к другой отрасли хозяйства: к увеличению скотоводства и к выделки масла, и сыра на продажу. Я знала что, из Хрусловки вывозили масла на 3000 руб. в год. Одно из первых имений ...

  Кроме Белгородья графа Шереметьева были два Змиева: Евгений Ильич и Алексей Рафаилович, которые давали свои имения молочным хозяйствам до большого благосостояния; единственно своими стараниями. У них не было ни немцев, ни латышей, они управляли и во все входили сами. Ближе других мне известно хозяйство Иордана. У него были большие луга, а более в Васильевском винокуренном завод и конечно барда; но кроме этого у него были большие луга, которые Иордан сдал крестьянам за дорогую цену и кроме того за процент с этой цены они убирали в его пользу еще несколько десятин чего-то. Первое место по части имений благоустроенных и очень хороших было Серебрянопрудская вотчина, к которой принадлежали Белгородье и еще 8 хуторов. Все это принадлежало графу Шереметьеву. Там было три винокуренных завода, 32 комбинированных сеялок, т.е. таких которые сразу сеют и удобряют. 300 быков из Малороссии для пахоты, потому что если земля была тяжелая, то запрягали три пары. Меньше двух пар никогда не запрягали. Пахари были наняты из Воронежской и Саратовской губерний, потому что только они умели управлять быками, а русские так как никогда не пахали на быках, не умели. Кроме того 250 лошадей и 150 дойных коров, 40 сноповязок жнеек косилок и конных граблей очень много. Мастерских было тоже очень много: была слесарная, кузнечная, токарная, столярная и шорная. Кроме того была еще мастерская для поправки всяких сломанных вещей. Занимались также сохранением и разведением льна, было засажена площадь елками, соснами, лиственницами всего 200 десятин. Была церковно-приходская школа и молочная школа, потом 2-х классная школа. Доктор ездил 1 раз в неделю. На каждом хуторе был сой управляющий, а все они были подчинены одному главному. Понятно что при таком управлении и доход был огромный; но не все могли так обставить свое имение, как Шереметьев. Это мы разбираем, что сделали помещики при отмене крепостного права. Теперь посмотрим как отражались все эти нововведения на крестьянах: большое количество винокуренных заводов развело усиленное пьянство между крестьянами. Раньше были шинки и они пили, но боялись господ, а теперь водка была доступна и на разную цену: шкалик стоил 5 1/2 коп. так что самый бедный мужик мог во всякое время позволить себе эту роскошь. Это повело к тому что весь народ спился с кругу. Я это говорю не в упрек помещиков. Это спиванье мужиков произошло не на классовой вражде одного сословия к другому, не на какой-нибудь предвзятой политической системы, а чисто на экономической и финансовой почве. Владельцы винокуренных заводов естественно хлопотали о том, что бы их продукт расходился на возможно большее количество потребителей и этим приносило бы им больший доход. О нравственности народа никто не думал; каждый должен был думать сам о себе; но народ был не культурный, дикари и конечно они нравственно падали все ниже и ниже; а правительство не обращало на это внимание. Еще в это время проявились управляющие из черкесов; их было немного, но и эти немногие ни куда не годились. Они заводили только драки и скандалы с крестьянами и их принуждены были удалить. Самые полезные и рациональные управляющие были немцы, эстлянцы и белорусы с западных губерний. Наши управляющие обиделись на своих местах были рутинеры и покрылись плесенью. Это была стоячая вода которая не могла обновить старое хозяйство своими приемами, а выписанные другие приезжали с теми приемами, которые употреблялись у них, где хозяйство стояло выше чем у нас и кроме того на новых местах среди другой обстановки, к которой они не привыкли они боялись потерять свою должность и это заставляло их стараться изо всех сил и благодаря этому быть полезными и применяясь к здешним условиям. Везде где были такие управители хозяйство шло не только удовлетворительно, но во многих местах даже очень хорошо. Таково было в Белгородье у Шереметьевых, туда было привезено 250 монанок для работ. Помещики победнее брали тоже монанок, но меньше. У Иордана было от 18 до 25 монанок. В Щучье, в Урусово и других были тоже монанки, они сделались необходимостью каждого хорошего хозяйства. Но может быть, не все люди знают что такое "монанки" т откуда их тогда доставали. Это я сейчас объяcню: в Калужской губернии на станции Монаино (Прим. автора сайта - Монаенки) управляющие приезжали туда и увозили оттуда партию, сколько кому было нужно. Монанкам давали харчи, кроме того жалование. Работали монанки так, что все не нахвалятся, и это опять действовало боязнь потерять заработок. Брали монанки дешевле здешних. Был прямой расчет, а им идти, вод это было не поденно как местный народ, а до Покрова харчи, жалование и отправка назад были обозначены. Монанок с каждым годом все увеличивалось. Их можно было набирать сотни.

   Еще для крестьян была очень пагубна круговая порука. Насколько она была полезна помещикам, настолько для крестьян она была вредна. Её отстаивали славянофилы, находя в ней остаток древнего коммунизма; но в ней был элемент разрушающий правильную рабочую силу, а отнюдь не коммунизм. Круговая порука была в то время обязательна и крестьяне от неё не могли отделаться. Она состояла вот в чем: помещик сдавал в аренду землю всему миру, а не единичным личностям. Весь мир отвечал за аренду и помещик её никогда сам не собирал. Приходил срок платежа, выборный староста от мира приносил аренду всю сполна, а уже сам должен был ведать с мужиками кто заплатил, и кто не заплатил. К миру принадлежали и пропойцы, и лентяи, которые никогда не платили и с которых взять было нечего. Как принудительные средства мир мог неплательщиков отодрать розгами при волостном правлении до 25 ударов, но мужик получал розги, а платить все таки не платил; потому что платить было нечем. Мир мог еще поставить неплательщика куда-нибудь на заработки и получать его жалование; но такого отпетого мужика никто не решался брать, зная что работать он не будет, только тратить на него харчи, да не него ругаться. Драться было нельзя, пойдет жаловаться. Что же оставалось делать? А между тем при дележе продуктов аренды его долю ему отдай; на то круговая порука. И вот приходилось зажиточным и работящим вносить всю аренду, и за себя и за других. Если же был недобор, то с аукциона продавали у них же; с тех было нечего взять. Вот что делала круговая порука в действительности, а в теории она была очень хороша.

   Больше я ничего не знаю о сельском хозяйстве и ничего о нем сказать не могу. Я поступила потом гувернанткой к детям и 18 лет не была в деревне у себя. Жила в Тамбове совсем при других условиях и в деревне, и в городе, но там была совсем другая жизнь ...

Глава ...

  В Веневском уезде была масса конокрадов, и этим занималось не только простонародье, но и некоторые помещики. Это считалось своего рода спортом и удалью. Таковы были Трескинский и Руднев. Оба они были хотя и не богатые, но и не бедные помещики. Трескинский был так избит за кражу лошадей, что от побоев умер в больнице. Оба они не были похожи на проходимцев, а в обществе казались приличными людьми. Руднев был первый танцор на балах и прекрасно говорил по французски; сколько-то классов прошел в гимназии и был выключен оттуда за кражу звонка, которым сторож должен был дать знать об окончании класса. Сторож встряхнулся звонить, глядь звонка нет. Он бегает, ищет; учителя удивляются, что ныне так долго, но сидят ждут звонка. Все нет. Наконец сторож вошел и сказал, что пора кончать, но звонок пропал. После класса стали разыскивать уже решительнее и нашли у Руднева. Его за это исключили. Но он успел украсть у одного учителя часы, которые продал лавочнику и купил на это сластей. После этого Руднев стал вообще воровать разные вещи, но преимущественно лошадей. Но одна его кража уже очень интересна и достойна описания; а именно где-то в Каширском уезде была семья Николаевых. Жена была молодая, и не прочь изменить мужу. Руднев стал за ней ухаживать и уговорил её бросить мужа т бежать с ним. Они выбрали ночь в которую Николаева собрала все свои вещи в три узла и вынесла их и шкатулку с драгоценностями в гостиную к окну. В полночь должен был приехать Руднев, спрятать тройку с завязанными соломой копытами, чтоб не стучали где-нибудь за деревьями и взять её. Начало случилось по программе: Руднев приехал, тихо постучал в окно, она отперла его. Он взял два узла, и обещал придти сейчас же. Пришел взял еще узел и шкатулку и говорит: "сейчас приду за Вами, только там все уложу по удобнее. Николаева ждет пождет, его все нет; наконец она убедилась, что он надул. тогда она кинулась к мужу и объяснила ему все. Муж собрал прислугу сели верхом и догнали Руднева. Вещи отняли и его, вероятно, избили. Этим и кончился весь роман и вся любовь. Руднев кончил очень печально. Он связался с Кутузовым, зарайским помещиком. Тот хотел без труда нажить большие средства. Кутузов купил партию очень хороших лошадей, выстроил им конюшню где-то в лесу и дорого застраховал. Потом тайно этих хороших лошадей продал, а заменил их другими клячами. Потом в назначенный день он на глазах у всех играл в клубе в карты, а Руднев приказал сжечь конюшню с лошадьми. Но из осторожности приказ этот был дан на словах, без всякого письменного документа. Все бы у них обошлось, как они хотели, но крестьяне, желая оказать барину услугу кинулись выгонять из конюшни лошадей. Выгнали всех, но вместо хороших оказались все клячи. Страховое общество отказалось платить, Кутузов попал на скамью подсудимых; но был оправдан; так как доказал свое alibi во время пожара, а его приказания Руднев доказать не мог. Руднев пошел на поселение.

Глава ...

   Между прочем наша жизнь дома шла своим скучным нудным чередом. Мой отец взял еще из давних пор в дом одну горничную Дуняшу; она была очень некрасивая, все лицо было в бородавках, никто ха ней не ухаживал. Это ее очень обозлило. Мой отец постоянно хвастался, что у него 32 любовницы, он взял и эту вышло 33. Она шпионила за нами; делала всякие гадости моей матери и мои сестры её прозвали: Дуняша лубочная морда. За обедом она становилась за стулом отца, так что от был к ней спиной, а мать, которая сидела напротив его была лицом. Тут начинались разные ее шутки: она ей показывала язык, делала рожки и другие гримасы. Мать вскакивала из стола и принималась неистово ругаться и кричать. Дуняша уверяла, что она ничего не делает, что мать на неё лжет, потому что она её ненавидит; мы конечно заступались за мать, а отец за Дуняшу. Тарелки летели на пол мы получали пощечины. Крик и гвалт стояли невыразимые. это был не обед а домашний ад. Естественно, что все стремились скорее вон из дому. отец уезжал к Иордану, а мы бежали к нашему попу, которого мы очень любили. У нас была такса: мы получали по 1 руб. к имянинам и к рожденью; так что у нас у трех больших сестер составлялось 6 руб. в год. Мы сошлись с попом; и купили в складчину лодку за 5 руб. Лодка была неважная, текла, но батюшка ее законопатил и просмолил на свой счет и мы все лето ездили с ним ловить рыбу и раков, которых варили и ели на берегу. Матушка давала нам кое-когда по яичку или творожку и мы были очень счастливы. Наш священник когда еще был семинаристом был репетитором у славянофила Хомякова и потому был очень развит и любил сам читать и старался развить нас насколько мог. Доставал нам книги, рассказывал историю, читал стихи и мы ходили с ним осенью топить печи в церкви. Это было очень хорошо. Огонь потрескивал, кое-где освещено, а иконы смотрят на нас страшно, строго и торжественно, и так таинственно ...

Глава ...

  В Веневском уезде было много помещиков Змиевых. Они были все родня между собой; но я знаю только некоторых. Был один из них, который имел трех дочерей: Катерину Ивановну, которая еще при жизни отца вышла замуж за Григорова, другая Любовь Ивановна, и Авдотья Ивановна. Эти две были еще девочки, когда отец умер и учились. Я слышала, что отец оставил каждой из них по тридцать тысяч; но может быть цифра эта преувеличена; но интерес не в величине цифры. Главное что им отец оставил некоторый капитал, которым завидовала старшая сестра. Когда девочки кончили курс, они к ней и переехали жить. Жили они по тому времени богато; в том дому, где теперь "Дом крестьянина". Катерина Ивановна занимала верх и там были приемные комнаты и её спальня; внизу помещались барышни. Катерина Ивановна женщина была очень жадная и скупая стала уговаривать Любочку сестру поступить в монастырь, обещая внести за неё небольшой вклад на келью, а остальное оставить покамест у неё в руках; так как она замужняя и опытная, а та еще молоденькая девочка. Любочка не соглашалась; но Катерина Ивановна была деспотом и сказал, что в монастырь она ее отдаст. Любочке хотелось балов, нарядов, а вовсе не монастырского уединения. она знала, что отец оставил им средства, на что же ей монастырь? Но она боялась старшую сестру и она их приучила говорить ей "Вы", а сама говорила им "Ты". Так что она всесильно распоряжалась сестрами. Любочка очень дружилась с женою тогдашнего исправника и часто крадучись забегала к ним в дом. Там она встретила одного молодого человека, чиновника особых поручений при губернаторе, образованного и развитого Хераскова, который в неё влюбился, так как она была очень красива, а она в него. Когда он посватался за неё у сестры Катерины Ивановны, та на отрез отказала, сказав: "Любочка имеет призвание к монастырю"; она вскоре будет отвезена туда. Тогда Херасков и Любочка сговорились бежать, и вот в один вечер, когда у Катерины Ивановны были гости и карточный вечер, Любочка попросилась спать по раньше, ссылаясь на головную боль. Катерина Ивановна отпустила ее охотно, говоря: "тебе и не зачем сидеть при гостях, тебе надо отвыкать, ты скоро поступишь в монастырь." Любочка ушла к себе отворила окно, накинула шаль и выпрыгнула на улицу. Она неслась до церкви Введения ни жива, ни мертва от страха, как она сама потом рассказывала. у Введения ее дожидался Херасков с тройкой обутых в солому лошадей, чтобы не стучали копыта и тройка исправника. Наскоро сели и покатили в Березово. В городе было опасно: могли поймать, а Любочке не было еще 21 года и она была под опекой сестры. Священник в церкви был уже готов. Поставили венчать; Херасков был неопытным и оказалось, что подножки нет. Жена исправника была прекрасная женщина; она попросила перочинный ножик, вышла на паперть, сняла пальто и выдрала у себя сзади одно полотнище из юбки и опять надела пальто. Таким образом, подножка получилась. Обручальных колец тоже не было: исправник и жена его отдали свои. Таким образом, молодые были все таки обвенчаны и уже спокойные вернулись в Венев на квартиру исправника, который сделал у себя маленькую пирушку в честь их. На другой день в 9 часов Катерина Ивановна видя, что Любочка не сходит к чаю, послала её позвать. Горничная доложила, что барышни нет. Катерина Ивановна со злостью побежала сама. Видит окно отворено, постель не смята, тут она забушевала. В 11 часов молодые приехали просить прощения на коленях. Она в последний раз отколотила Любочку, больше уже в жизни не пришлось; но с фактом свадьбы пришлось примириться. Любовь Ивановна прожила с мужем очень счастлива, но не долго, он скоро умер. Она прожила вдовой некоторое время в Туле, там она познакомилась с Титовым, который ей сделал предложение. Она согласилась. Ей хотелось ехать к заутрени на Пасху, но её белое платье было в деревне. Тогда Титов просил ее написать записку прислуге об отпуске платья. Она написала и Титов поехал верхом в Шишлово, так как дороги уже испортились, платье ему дали в картонке. Он вез его в руках, а когда подъехал к Упе то оказалось, что река начинает ломаться. Он поставил картонку себе на голову, вогнал лошадь ногайкой на трещащие льдины и все таки добрался до другого берега. Там он поскакал к квартире Любовь Ивановны и положил платье к ногам её. Как же было не выйти за такого? Она и вышла, но со вторым мужем она не была счастлива: он пил и пьяный скандалил. Так что она с ним развелась и жила последнее время отдельно, но она была так добра, что даже оставленному, разведенному несколько раз помогала деньгами, когда он был в бедственном положении. Третья сестра Авдотья Ивановна тоже отделалась от сестры и вышла замуж, но ту я не знаю.

Глава ...

  К отцу моему приехал раз помещик знакомиться. У отца болели зубы и приказал мне и сестре моей Марье Петровне, ей было в то время лет 16, его занимать. Мы важно уселись по обе его стороны и начали. Мы знали, что он для отца человек нужный; он имел свой избирательный шар, материнский и сестрин. Он был бывший военный; майор в отставке и о нем слухи ходили что его из полка выгнали за пьянство. Я начала:
    - Вы любите деревню?
    - Нет, не люблю.
    - Вы любите охоту?
    - Очень.
    - Часто ходите на охоту?
    - Никогда.
  У нас пауза. я киваю сестре что бы она спросила что-нибудь. Она спрашивает:
    - Вы любите читать?
    - Очень.
    - Много читаете?
    - Ничего.
  Опять пауза.
    - Вы любите хозяйство?
    - Очень.
    - И много хозяйничаете?
    - Совсем не хозяйничаю.
  Опять пауза. Я киваю сестре, продолжать разговор: она вдруг и бухнула; даже неожиданно сама для себя:
    - Вы сами вышли в отставку или Вас выгнали?
  Когда эти слова были уже сказаны, мы оценили всю их глупость и сконфуженные выкатились в зал как бомбы. В зале в углу сидел отец и мы получили по здоровой пощечине: сестра чтоб не говорила глупостей, а я как старшая что б я её до этого не допускала. После нас опять протурили в гостиную занимать гостя. В данном случае я считаю, что нам досталось поделом; но в общем отец был злой и несправедливый человек.

  Один раз он позвал огородника Фирсана и стал его о чем-то спрашивать; тот отвечал как-то не в попад. Отец размахнулся и ударил его кулаком так, что тот упал на каменное крыльцо без чувств и облил кровью все плитки. Мы испугались и с криком убежали. Я хотела поднять Фирсана, но отец стукнул меня кулаком в шею и прогнал. Другой раз к нему подошел старенький повар, он был именинник и немножко пьян. Принес десяток яиц и подавая отцу тарелку умильно произнес: "Я нынче именинник, примите это в дар". Кажется ничего дерзкого тут не было. Но отец спустил его с лестницы все 17 ступенек и несчастный старик тоже упал без чувств обагряя всю лестницу и противоположную стену кровью. Тут мы не выдержали и побежали все поднимать старика, обмыли его раны и проводили его в постель. Такие скандалы у нас были очень часто и потому не понятно, что вся наша семья старалась разойтись жить где лучше.

Глава ...

   Теперь надо описать событие случившееся в нашем семействе. Все мои богатые и знаменитые родные были со стороны матери. Мы многих даже не знали, а только о них слышали. У моей бабушки, матери моей матери, был брат Балашов, женатый на генеральше Дерфельден. У него было три сына, один из них Александр Дмитриевич холостой купил имение в Каширском уезде Глазово и приехал знакомится к нам. Он жил в это время с одной девицей Верой Николаевной Гарской, но женат на ней не был. Проживши с лишним год с ней она заявила ему, что она беременная и потребовала, что бы он на ней женился. Он не согласился это сделать говоря, что он замечал не раз его отношения к заводчику винокуру, поляку красавцу, а он не желает делиться ни с кем любовью. Если же ей родить, то вот её 2000 рублей и пусть она едет в Петербург устроит там свои дела, но ребенка он видеть не желает, так как он не его. Так она и сделала. Вернувшись она продолжала жить с Балашевым. В деньгах он её не отказывал, но жениться не желал, говоря, что на объедках от вин. он не жениться. Через два года повторилось тоже самое. Она опять получила 2000 руб. и опять родила в Петербурге другого сына и опять устроила его акушерке. Балашов давал в год по 1000 руб. на каждого. Вера Николаевна и после второго ребенка опять вернулась к Балашеву и продолжала жить с ним. В это время Балашову понадобилось ехать в свое самарское имение, которое было где-то около Рынь-Пески на три месяца, вернувшись оттуда уже осенью его первый вопрос был: "Где барыня?" Прислуга со сконфуженным видом объявила: "Не знаем". Он продолжал спрашивать: "Что же она пошла что ли гулять; или поехала в гости; или ушла на завод". Прислуга продолжала смущаться и наконец объявила, что барыни уже две недели нет дома, но что она оставила после себя записку. Он велел подать себе эту записку и прочел следующее: что так она убедилась, что он на ней никогда не женится, а она хочет упрочить свое будущее, то она выходит за соседа Иванова, а в приданое за собой берет все деньги из конторы и все серебро, которое в доме есть, а детей оставляет ему. Балашов так и ахнул, но не от разочарования, а от негодования. Он спросил себе чаю, ему подали с чайной ложечкой взятой взаймы у конторщика. У него, у миллионера Балашова, ни одной не осталось ложечки, она все увезла.

  После такой нравственной пощечины Балашов счел лучше уехать за границу. он пробыл некоторое время в Париже, в Ницце и еще где-то, наконец приехал в Вену. Так как он был большой любитель хороших картин и знаток их, то ему рекомендовали осмотреть дворец барона Эстергазе. Там он действительно нашел многое достойное внимания; и проголодался, тогда управляющий барона Эстергазе господин Стефани пригласил его к себе обедать. За обедом Стевани познакомил Балашова со своей женой, дочерью, сыном и племянником с племянницей. Госпожа Стефани за обедом жаловалась что вот они бедные люди, а австрийское правительство, навязало им содержать еще двух племянников и двух племянниц, родители которых умерли на государственной службе, не дослужившись до пенсии. Вот одну племянницу, говорила Стефани я пристроила за красоту к одному богатому негоцианту в Америку за 10 тысяч талеров, а вот эта осталось. Я её тоже хочу куда-нибудь по выгоднее пристроить. Оставшаяся племянница было тоже очень красива, Балашов понял тонкий намек, на толстые обстоятельства, и после обеда прошел со Стефани в её комнату и выплатил ей там тоже 10 тысяч талеров. Племянницу звали Annette, т.е. Анна Ивановна на русский лад. Но как же было получить девушку без скандала. Решил сделать так: взять вечером ложу в театре; потом пригласил всех в шикарный ресторан ужинать, конечно ужин был роскошный и с шампанским. Подпоивши барыню достаточно, всем ехать домой, а ее оставили у Балашова в его отеле. Балашов был красив, молод, богат, чего же больше надо было по их мнению? Так и сделали. На другой день, когда для Анны Ивановны объяснилось ее положение она очень плакала, но Балашов старался ее утешить и развеселить. Наконец обещал ей, если она с ним не уживется дать ей тоже 10 тысяч талеров и отпустить на волю. У тетки для Анны Ивановны жизнь была очень тяжелая и потому она примирилась со своим положением. Балашов нанял карету и повез ее по магазинам, предлагая купить все что ей хочется. Она выбрала горностаевую шубу, за которую Балашов, не поморщась заплатил полторы тысячи. Тогда Анна Ивановна уже стала смелее и попросила купить еще шубу по проще; он купил тоже хорошую по её выбору и она поехала и подарила ее теткиной дочери Луизе. С тех пор она стала играть первую роль, вместо последней, в теткином доме. Все ей смотрели в глаза и это ей очень нравилось.

   Через месяц или два они поехали в Россию, в деревню. Анну Ивановну все занимало. Она была еще так молода и неопытна и ничего еще в жизни не видела. Сперва они приехали в Петербург. Там в это время художники давали бал. Балашов хотел похвастаться красотой Анны Ивановны заказал ей голубое бархатное платье все отделанное белым марабу которые были прикреплены к платью бриллиантовыми аграфами. Платье было лучше и богаче всех. На этом бале был Великий Князь Николай Николаевич старший. Когда Балашов под руку с Анной Ивановной вошел в зал он и весь зал обратили на них внимание. Великий Князь спросил: "Кто это?" Ему говорят: "Балашов и его содержанка." Тогда он призвал своего адъютанта Коровина и велел ему пригласить Анну Ивановну на кадриль и в это время сказал ей, что Великий Князь предлагает ей платить вчетверо больше, чем Балашов, если она перейдет к нему, чтоб она ему объявила цену. Так адъютант и сделал. Но Анна Ивановна была очень умна; она эти речи сказала: "Доложите его Высочеству, что я отдаюсь, но не продаюсь. Как только Балашов узнал об этом, то от соблазна увез ее поскорей в деревню. Вот тут они приехали к нам в Мильшино и познакомились с моей матерью. Отец мой перед Балашовым держал себя на задних лапках, потому что он всегда благоговел перед деньгами. Но мы просто Балашова любили как доброго дядю.

   Балашовы были очень богаты и перед ними весь их Каширский уезд плясал на задних лапках. Однажды они приехали на станцию Пахомово и велели себе подать кушать в первый класс разумеется. Начальник станции, желая подслужиться из залы первого класса попросил все вон и они остались совершенно одни. вдруг отворяется дверь и в зал врывается дама с ребенком, падает перед Балашовым на колени и с плачем начинает причитать. "Простите меня, что я так с Вами дурно поступила, мне теперь нечем жить с детьми, я так раскаиваюсь в своем поступке." и плачет, и плачет. Это была его прежняя возлюбленная Вера Николаевна. Балашов сконфузился. В отворенную дверь появился весь третий класс поглядеть с любопытством на скандал и на зрелище. Но тут Анна Ивановна нашлась. Она: "Вы говорите, что Вам нечем жить - вот Вам тысячу руб., и я буду Вам давать каждый год по тысячи; а теперь потрудитесь уйти." Этим сцена прекратилась и Балашовы уехали в Москву. Анна Ивановна сдержала свое слово, платила за воспитание детей от Иванова и давала Вере Николаевне кроме того на содержание.

  Анна Ивановна узнала, что в Петербурге воспитываются еще два сына Веры Николаевны, она была очень точная и аккуратная на деньги. Она не говорила Александру Дмитриевичу Балашову, а говорила: "Александр, я хочу посмотреть на этих детей куда идут наши две тысячи в год, на это можно хорошо воспитать. Балашов согласился, что бы она поехала в Петербург посмотреть на детей, но запретил ей привозить и показывать ему. Она поехала и приехала к акушерке у которой были дети, она спросила их. В это время их дома не было. Одному было 10 лет, а другому 8. Акушерка их употребляла на то, чтоб развозить в тачке пиво по домам и это получая по 1000р. на их воспитание. Анна Ивановна разбранилась с ней и детей отняла. Одного она отдала в Комиссаровское училище, а другого ухитрилась сунуть в военное. Один в последствии был ротмистром Гусарского полка, а другой какой-то важной персоной в крепости Оссавец. Оба были очень хорошие, образованные и развитые молодые люди.

Глава ...

   Как я уже говорила у моей матери был брат, который служил в Сибири Собирателем Ясака. Он умер женившись задолго до своей смерти на женщине из простонародья. Тем не менее его жена была Княгиня с тех пор как она сделалась его женой. У них была дочь рожденная до брака. Когда он умер, то его вдова с дочкой вернулась в Россию и тут мой отец предпринял отнять у них титул и права на наследство после покойного. Это ему удалось. Жену нельзя было согнуть в бараний рог, а девочку да. Её лишили титула и права, и ее уже воспитывали чужие люди друзья ее матери. Это разохотило моего отца вести процессы. Он подал прошение чтоб отняли опеку над её собственными детьми у La bella Nathalie вдовы дяди Дмитрия Семеновича под тем предлогом, что она еще при жизни мужа жила в Уньковским, и стало быть была женщиной безнравственного поведения. А выгода моего отца была та, что как я уже сказала Натальи Сергеевны 20000 были отданы моему отцу за его половину Власьева, а остальные деньги они прожили живя в Москве открыто и не отказывая себе ни в чем. Они давали хорошее воспитание своим детям, а Наталья Сергеевна тратила свои деньги на имение мужа, и обратных расписок, в удостоверение этого не брала. В конце концов, все имущество оказалось мужнино и детское, а её ничего. Когда муж умер, то отец мой и добился опеки и стали её выдавать гроши. В это время у неё умерла богатая тетка Пущина, жена декабриста и все именье этой Пущиной досталось Натальи Сергеевне. Это было триста тысяч. Наталья Сергеевна вышла замуж вторично за бедного студента Гумилина. А отец мой переменил фронт. Наталья Сергеевна сделалась La bella Nathalie yui chante ctehcnante. Он опять подъехал к ней чтоб занять, конечно без отдачи 5000, но она не дала, тогда он хотел занять хоть 3000, но она сказала, что теперь её деньги зависят всецело от её теперешнего мужа, чтоб отец обратился к нему. Отец обратился, но Гумилин не дал. Мы ликовали, потому что поступки отца были возмутительны.

   В это время случилось еще одно возмутительное происшествие: Дуняшка лубочная морда поссорилась за что-то с Румянцевым письмоводителем моего отца и изрезала ему новое пальто, которое он только сделал, ножницами. Он ее поймал с поличным и привел к отцу. Но отец возмущенный, что обижают его Дуняшку, размахнулся кулаком и так ударил Румянцева в лицо, что у того хлынула кровь. Конечно, Румянцев не захотел у нас больше жить, собрал жену и ребенка, и уехал.

   Вскоре после этого приехала к нам Анна Ивановна. Я конечно стала жаловаться на нашу скверную жизнь и говорила ей, что я охотно поступила бы на место гувернанткой. Она обещала поискать. И она вскоре нашла и уговорила отпустить меня в Тамбов, на очень выгодное и почетное место; к одним Сергеевым вдове моряка у которого были три девочки, крестницы Государя, Александра II. Их надо было приготовить в Смольный, что я и сделала. В августе их увезли в Петербург. Мать их просила меня обождать мое жалование до тех пор пока она вернется из Петербурга, устроивши детей, а пока дала мне только 18 рублей. Я думала, что она вернется через месяц, но она пробыла там три с лишним и я осталась без денег в незнакомом городе. Сергеева жила с детьми в деревни и совсем Тамбова не знала. Сперва я наняла квартиру со столом; но на долго ли хватит 18 рублей, они скоро вышли; жить на квартире в долг мне не хотелось, потому что меня мои хозяева стали припугивать. "А ну как она совсем Вам не заплатит?" Все могло быть. В это время одна знакомая портниха отдавала внаймы в своем магазине один угол, загороженный дверцами на ... Раньше зимой этот угол служил ей шкафом для готового верхнего платья заказчицы, а теперь на лето швеи ушли домой на два месяца и шкаф остался пустой. Я и наняла его за 9 рублей в месяц со столом что бы есть с портнихой и её больным мужем, который был в чахотке. Прожила я там 2 1/2 месяца и мне было очень хорошо. В это время Сергеева вернулась из Петербурга и заплатила все жалование сполна. Девочки экзамены выдержали и поступили; одна во второй класс, а другая в самый маленький. Я сделала своей портнихе прекрасное угощение и вскоре нашла себе другое место. Вообще, мне в Тамбове жить было прекрасно, исключая одного только места; имено я жила у одной морфистки. Она принимала на ночь морфий и целые ночи бродила с сумасшедшим видом по квартире. У меня не запиралась комната, и я ее ужасно боялась. Я прожила у неё 8 месяцев и ушла. Она сожгла в печке чужую кошку, вылила из сортира горшок на чужую квартиру их гостям на голову. Ну словом в течении этих 8 месяцев, которые я жила у неё, нас выводили с ней из магазинов, когда она выпивала морфий днем и полиция 6 раз брала нашу квартиру штурмом. Она запиралась, полиция выламывала замки и составляла протокол и она каждый раз платила штраф. Её муж не мог выдержать такой жизни и застрелился, а старший сын выбросился из верхнего этажа корпуса и разбил себе голову об мостовую, оставивши такую записку, что он с матерью жить не может.

Глава ...

   В Тамбове был женский монастырь в котором случилось следующие интересное происшествие. У нас в Тамбове был прекрасный губернатор барон Фридерикс; он был совсем на других губернаторов не похож. Он был умный, дельный, деликатный, вежливый и очень любил детей. У него была одна дочь, которая воспитывалась в гимназии, просто, наравне со всеми другими девочками. Губернатор очень поощрял в детях музыку, и у него были назначены "Детские пятницы", в которых дети собирались к нему в дом и играли все то, чему они научились в музыкальных классах за неделю. Один раз две совсем маленькие девочки должны были играть что-то совсем легонькое в 4 руки, одна из них ошиблась и давай тузить другую и конечно плакать. Губернатор посадил к себе на одно колено одну, а другую на другое и старался их утешить, но они продолжали драться и плакать, а ему приходилось только от одной рукой, то другой поддерживать их от падения на пол. Наконец он придумал хорошее средство: дал каждой по апельсину и они занялись их чисткой и драка прекратилась. И вот в одну из таких пятниц, часов в 10 вечера губернатору доложили что приехала игуменья и просит её принять по очень важному делу. Губернатор велел ее просить к себе в кабинет. Мы все присутствующие конечно с любопытством ждали, чем все это объясниться. Вот что случилось: в монастырь приехал человек с девочкой 9-10 лет и

...

 

 


Баннерная сеть "Историческое краеведение"