WWW.VENEVA.RU

 

Познавательный ресурс по истории города Венёва Тульской области и его окрестностей

 

 
Главная
История
Путеводитель
Художники
Фотографы

Писатели

Туризм
Библиотека
Клуб
О проекте

 

 

 

 

 

 

© Денис Махель,
2004-2024

Все права защищены. Воспроизведение материалов сайта без согласия автора запрещено.

00:30

Электронная библиотека

 

 

На таких людях земля держится

Александр КОТОВ

Имя Александра Михайловича Котова знакомо в республике очень многим. В прошлом - секретарь Казанского горкома КПСС, член бюро Татарского обкома партии, заместитель Председателя Совета Министров республики, он по долгу службы общался с широким кругом людей. В пору своей активной деятельности часто выступал в печати по различным вопросам экономического развития Татарстана. Но сегодня Александр Михайлович предстает перед читателем в несколько необычном для себя амплуа - он вспоминает о своих корнях, о людях, которые сыграли решающую роль в его судьбе.

...Мое детство прошло на границе Московской и Тульской областей. Места здесь типичны для средней полосы России - смешанные леса, поля, луга, спокойная чистая речка Осетр, впадающая в Оку, пруды... Райцентр так и называется - Серебряные Пруды. Романтическое это название имеет вполне прозаические корни. В старину на Московской дороге у этих прудов стояла застава, где взимали пошлину за въезд в Москву. Пошлину платили серебром, вот и стали пруды Серебряными. В наше время эти места были известны еще и тем, что отсюда происходил родом организатор обороны Сталинграда Маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков.

Здешний народ издавна хлебопашествовал, разводил скот и возил нехитрый свой продукт на продажу в Москву. Отсюда вышли и все мои предки, добывавшие хлеб свой нелегким крестьянским трудом.

Дед

Мой дед по матери Николай Дементьевич Комаров родился в деревне Скородня в 1873 году. А жил и хозяйствовал в деревеньке Причали, возникшей, как и многие другие, после отмены крепостного права. Возможно, само название появилось в ходе поиска нового места освобожденными крестьянами. Здесь они как бы причаливали. Оседали.

Дед осел основательно. Семья у него была большая, да - как у Некрасова - "два человека всего мужиков-то": он да сын. А еще - четыре дочери. Но дед был мужик упорный, трудолюбивый и, говоря современным языком, пробивной. И сам, и вся семья трудились от зари до зари, и не без успеха. Помогала какая-то "продвинутость", что ли, главы семейства. Дед Николай, в отличие от соседей, часто ездил в Москву "ума набираться".

Вообще-то земли в тех краях получерноземные, плодородные. И кто не ленился, тот не бедствовал. Хлеба и картошки хватало и на прокорм, и на продажу. Но и на фоне общего относительного благополучия хозяйство Комарова выделялось: две лошади и две коровы по тем временам были далеко не на всяком дворе. Когда нас, детей, возили в гости к деду, мы все дивились на его большой дом и главное - на обстановку: она нам казалась городской.

В первые годы советской власти уклад крестьянской жизни мало отличался от дореволюционного. Разве что план ГОЭЛРО стал осуществляться в здешних местах чуть раньше, чем в других. Километрах в пятидесяти от нас развернулось строительство первенца этого плана - Каширской электростанции. Пошли мобилизации на стройку. Они, конечно, нарушали привычный ритм жизни, но и "лампочка Ильича" появилась у нас пораньше, чем у других.

Все круто переменилось в 1930 году с началом сплошной коллективизации. Крестьяне к ней отнеслись по-разному. Дед Комаров понял ее так, что его, толкового работягу, хотят заставить делиться плодами своего труда с бестолковыми лентяями и пьяницами. И наотрез отказался вступать в колхоз, остался единоличником. А с единоличниками разговор тогда был короткий: не хочешь вступать - должен откупиться товарными поставками по так называемому "твердому заданию". А если не можешь его выполнить, конфискуется имущество. Первое "твердое задание" дед выполнил. (На снимке он запечатлен как раз в тот момент, когда привез "оброк" в райцентр Венев. Его коня по кличке Быстрый я помню до сих пор. Это был любимец деда.)

На второе "твердое задание" зерна уже не осталось. Поэтому имущество единоличника Комарова было конфисковано и распродано для погашения "долга государству". Кулак ликвидировался как класс. Хотя какой же он кулак? Все, что имел, было заработано тяжким трудом его самого и его семьи. Помню, как мать моя, Елизавета Николаевна, иной раз пеняла деду на то, что он заставлял ее в девчонках пахать.

Перелом в тридцатых годах произошел гигантский. И много судеб было искалечено. Разве что только Шолохову было под силу описать драматизм процесса через призму отдельных людских судеб. Николай Дементьевич Комаров оказался одним из тех, кто попал под "поезд коллективизации", причем не только в переносном смысле.

Гордый, независимый характер не позволил ему смириться, молча проглотив обиду. Вступать в колхоз он все равно не стал. А жить в деревне одинокому разоренному старику не было никакой возможности. И он подался в Москву к родственникам, которые уже давно перебрались в столицу. В первые годы индустриализации Москва многих оторвала от земли. Но родичи-то уже вросли в городскую жизнь. А дед и тут оказался лишним. И психологический надлом был настолько велик, что он, не видя выхода, бросился под поезд. Жив остался, но ноги ниже колен потерял. А кто же в Москве будет содержать инвалида? Вот и привезли его назад в деревню, к старшей дочери - моей матери. Мой отец смастерил ему приспособление, позволявшее передвигаться по дому и выходить во двор. Дед доживал у нас свои последние годы и в 1937 году ушел из жизни с глубокой обидой на советскую власть.

Но вот чего не было никогда, так это политических дискуссий между дедом и отцом. А ведь отец, хотя и не был партийцем, но новый уклад жизни принял сразу. Вступил в первую же образовавшуюся коммуну, хотя была она не в нашей деревне. Когда же у нас образовался колхоз, некоторое время был даже его председателем. Но - обо всем по порядку.

Отец

Родился Михаил Федорович Котов в 1888 году в селе Рогатове. До начала Первой мировой войны успел окончить четыре класса церковно-приходской школы и жениться. Пошел примаком в дом отца своей первой жены Евдокии в село Крутовец. В 1916 году Евдокия родила сына Василия. Отец в это время уже был в действующей армии, воевал где-то на территории нынешней Белоруссии. То ли за грамотность, то ли за природную смекалку или за какие-то боевые качества он был произведен в унтер-офицерский чин.

Как рассказывал отец и другие односельчане, также побывавшие на войне, к ее концу в армии царили пораженческие настроения - действовала большевистская пропаганда. Агитаторы призывали сдаваться в плен, разъясняя, что в плену будет лучше, чем на фронте, и кормить вшей в окопах за никчемного царя нет никакого смысла. И унтер-офицер Котов вместе с толпой однополчан сдался в плен.

Агитаторы не соврали. В плену действительно можно было жить. Работали на фермах - главным образом на конюшнях, при лошадях. Никаких унижений или издевательств, нормальная еда, как у всех слуг. Даже выходной был раз в неделю, им можно было распорядиться по собственному усмотрению. Более того, хозяин должен был снабдить пленного выходным костюмом и шляпой.

После Брестского мира пленные вернулись в Россию. Из Данцига по Балтике - в Питер, а дальше - кто куда. Вернувшись домой, отец обнаружил дом пустым: жена Евдокия умерла в 1918 году от оспы, а маленький сын жил у теток. Все надо было начинать сначала.

Женихом Михаил Котов был видным, хоть и с ребенком, но с домом и с землей. А неподалеку, в Причалях, у крепкого хозяина Николая Комарова - полон дом невест. Вот старшая из них, Елизавета, моя будущая мать, и пошла за Михаила. Тесть помог зятю купить лошадь и вообще много помогал, пока новая семья не встала на ноги. А в ней один за другим пошли сыновья: в 1923-м - Николай, в 1925-м - я и в 1927-м - Анатолий. Землю в то время, как и до революции, еще давали по числу мужиков в семье, так что с этим проблем не было. Только успевай поворачиваться, обрабатывать. Отец успевал. Мужик он был справный, сам плотничал, и все в доме было сделано его руками.

Году примерно в 1929-м началось в деревне брожение. Мужики собирались кучками, о чем-то толковали. Помню длинные ночные разговоры отца с матерью. Уже пошли слухи о грядущей коллективизации. Хорошо это будет или плохо, никто, конечно, толком не знал. Но все понимали, что будет по-другому. И страшно, и интересно.

Активного сопротивления коллективизации в наших краях не было. Может быть, потому, что по-настоящему зажиточных людей было мало. Все жили более-менее ровно. Не было ни массовой нищеты, ни кулаков-мироедов. Но было уже какое-то количество людей, "зараженных" большевистской пропагандой. И среди них - мой отец. На фронте наслушался, в плену насмотрелся. Хотелось, наверное, чтобы у нас было не хуже, чем у немцев. А большевики подсказывали путь - коллективное хозяйствование.

В соседней деревне образовалась коммуна, и отец подался в нее. Мать плакала: скотину жалко отдавать. А пуще того - отец снес в коммуну тес, заготовленный для новой крыши. Потом создание коммун было признано ошибкой. Скотину вернули, а тес так и пропал где-то на стройках сельского коммунизма. Настало время сплошной коллективизации. Образовался колхоз и в нашей деревне, небольшой.

До революции в Крутовце было дворов 50-60, а к моменту коллективизации осталось 35-40. Остальных "забрала" индустриализация. (В конце восьмидесятых съездил я на родину и обнаружил там только три обитаемых дома. Еще домов пять, в том числе и наш, используются летом как дачи. И - все. Умирает родная деревня.) Ну и, конечно, встал вопрос о председателе. Образование в объеме церковно-приходской школы для тех мест и того времени считалось выше некуда. Да еще отец умел считать на счетах, а это уже вообще по тем временам - высшая математика, к тому же политически ориентирован "правильно". По всем статьям получалось, что ему и быть председаталем.

Нельзя сказать. что все вдруг стало здорово. Но все же новая жизнь заладилась. Построили колхозные амбары, молотилку, конюшню, кузницу (до этого своего кузнеца в деревне не было). Жили небогато, но весело. Во время войны, в короткий период оккупации, немцы колхоз распустили и имущество раздали по дворам. Мама мне потом говорила, что в колхозе было все-таки лучше, привыкли уже. И после освобождения никого не надо было заставлять вернуться в колхоз, все сами хотели в него.

Года четыре отец попредседательствовал, потом выбрали другого. Тогда председательская должность не была ведь номенклатурной. Такой же крестьянин, как и все, только кроме собственных задач надо радеть и о выполнении общих. Обуза, если откровенно говорить. А крестьянином отец был, что называется, от Бога. Не было такой сельской работы, которую он не мог бы делать. И город его к себе не тянул. Многие мужики зимой искали отхожий промысел в Туле, Кашире или в Москве. Отец старался и находил работу и заработок в деревне. И матери говорил: "Не могу я в этих столовых обедать". Так что расставание с председательством он пережил легко. Да и не переживал вовсе: как работал, так и продолжал работать. Как-то в 1939 году, будучи уже рядовым колхозником, вез он колхозное молоко на сдачу в райцентр Серебряные Пруды. И встретил на дороге своего старшего сына Василия, шедшего навестить родной дом после долгой разлуки.

Брат

Василий первым из нашей семьи ушел в "большой мир". Окончил в Москве фабрично-заводское училище и был направлен на авиационный завод в Иркутск. Оттуда был призван в армию, в танковые войска. Служил командиром танка на Дальнем Востоке, участвовал в боях на озере Хасан. Воевал неплохо, был представлен к ордену.

Что может быть крепче фронтовой дружбы? У Василия на войне появился друг - татарин из Казани Закий Галеев. Он и сагитировал Василия поехать после демобилизации в Казань на строящийся авиационный завод. В его возведении принимали участие финны, которые построили для специалистов и рабочих так называемый "Дом коммуны" - большое общежитие со столовой. В шестнадцатиметровой комнатке этой "коммуны" и жил Василий с женой и маленьким сыном. На заводе он работал мастером.

Осенью 1939 года он поехал в Москву по вызову для вручения ордена Боевого Красного Знамени за участие в боях на озере Хасан. Орден вручал сам "всесоюзный староста" Михаил Иванович Калинин. Конечно, после получения ордена Василий не мог не заехать в родную деревню, повидаться с отцом и братьями. Так и случилась та встреча на дороге.

А дальше, как положено, была большая деревенская гулянка, вслед за ней - длинный ночной разговор отца с сыном. Этот разговор решил мою судьбу.

К тому времени я начал ходить в восьмой класс. Школа была в соседней деревне, в шести километрах от нашей. В младшие классы, которые занимались в первую смену, ходили человек 6-7, и колхоз зимой давал для них лошадь. А я один учился во вторую. Для одного выделять лошадь было слишком накладно. Вот и ходил я пешком, через две речки без мостов. Особенно страшно было возвращаться в кромешной тьме. Ну хоть школу бросай! Однако убеждение, что учиться надо, было твердое.

Василий предложил отцу забрать меня в Казань. Через месяц прислал вызов, и отец меня повез. Это сейчас пошли какие-то разговоры про межнациональные трения. А в те сутки, что мы ехали вместе с татарами из Москвы в Казань, никаких трений не было. Вся дорога прошла за одним столом, с выпивкой, понятное дело, и с разговорами.

Говорят, первое впечатление самое верное. Моя первая встреча с татарами оказалась очень доброй. И потом всю жизнь никаких проблем в плане межнациональных отношений не было. Откуда сейчас все это взялось, не знаю.

Жить мне, естественно, пришлось в семье Василия. В начальный период моей казанской жизни он стал для меня вторым отцом. Человеком он был заметным, на производстве числился в передовиках - сказывалась крестьянская добросовестность в любом труде. К тому же - орденоносец. Василий часто выступал на собраниях, перед молодежью, пользовался большим уважением. Работая, имея двоих детей и меня в придачу, он сумел окончить вечерний техникум при заводе. И все время мне говорил: "Я хочу, чтобы ты стал инженером". Имея такой пример перед глазами, трудно было не тянуться. Десять лет прожил я в семье брата и ни разу не слышал от него ни одного худого слова. Жаль, прожил он мало: в 1961 году скончался от белокровия. Но путевку в жизнь мне дал именно он.

Путевка в жизнь

А жизнь поначалу складывалась непросто. По приезде в Казань я поступил в 8-й класс 91-й школы (теперь она 94-я). В 1940 году, когда я учился в 9-м классе, произошли два события. Во-первых, вышло правительственное постановление о плате за обучение в старших классах школы. А во-вторых, было объявлено о создании ремесленных училищ, где платить за учебу не надо, да еще учащиеся обеспечиваются форменной одеждой и питанием. К тому же мы, мальчишки, жили тогда в атмосфере всеобщего энтузиазма.

Все окружающие нас взрослые работали или на моторном, или на авиационном заводе. Авиационный возглавлял Михаил Каганович, внешне очень похожий на своего брата - "наркома стальных магистралей". Отблеск славы Лазаря Моисеевича падал и на него. Все мы были очарованы лозунгом: "Летать дальше всех, выше всех, быстрее всех!" Поэтому долгих раздумий не было. Посоветовавшись со своим братом, я пошел в ремесленное училище при 124-м заводе (ныне объединение имени Горбунова).

Началось все хорошо. Утром приходили в училище, завтракали и занимались по программе средней школы. После обеда овладевали профессией в заводских мастерских. Я попал в группу токарей. Мне все нравилось - и учиться, и работать на станках, да и жизнь стала более-менее сытой. Но наступил июнь1941 года...

Все круто переменилось. Учеба закончилась, все теоретические занятия свернули, а училище перевели на режим работы завода, в две смены - с половины десятого утра до половины десятого вечера. И так - две недели. Потом две недели - работа в ночную смену. В мастерских училища точили запасные части для минного производства. Вплоть до 1943 года. А в 43-м ребят 1924 года рождения и старше призвали в армию, а моим ровесникам присвоили рабочие разряды и перевели на завод. И стал я работать токарем 5-го разряда в ремонтно-механическом цехе. Трудились мы, что называется, не за страх, а за совесть. Хоть и трудно было, но мы были молоды и беспредельно преданы идеям социализма. Подобралась очень дружная комсомольско-молодежная фронтовая бригада, которой мне доверили руководить. Хоть мы и назывались фронтовой бригадой, но в конце войны делали уже главным образом детали для сельхозтехники. И план всегда перевыполняли, бывало, давали по 200 процентов.

Седьмого мая 1945 года в заводской газете "Вперед" вышла заметка о нашей бригаде. Конечно, это была большая честь и предмет законной гордости. Вырезку из газеты берегу, как самую дорогую реликвию.

После войны были техникум и институт, работа на заводе, в партийных и советских органах. Словом, самостоятельная жизнь. Но, оглядываясь на свое детство и юность, я прихожу к выводу, что решающую роль в моем становлении как личности сыграли именно эти три человека: дед, отец и брат. Дед и отец своим примером заложили крепкую крестьянскую закваску, и я не стесняюсь этого. А старший брат опекал в период взросления, можно сказать, дал образование, вывел в люди. Все трое - крепкие, сильные люди. Как раз те, на которых земля наша и держится.

Александр КОТОВ.

Фото из семейного архива.

Источник: "Республика Татарстан", 2001

 

 


Баннерная сеть "Историческое краеведение"