WWW.VENEVA.RU

 

Познавательный ресурс по истории города Венёва Тульской области и его окрестностей

 

 
Главная
История
Путеводитель
Художники
Фотографы

Писатели

Туризм
Библиотека
Клуб
О проекте

 

 

 

 

 

 

© Денис Махель,
2004-2024

Все права защищены. Воспроизведение материалов сайта без согласия автора запрещено.

09:49

Электронная библиотека

 

 

Автобиографические записки А.Д. Боровкова

Боровков А.Д.,
Автобиографические записки -
 СПб: Типография товарищества "Общественная польза",
 1899

фрагмент, стр.15-24
Подробнее об авторе ...

I

    Жизнь великих людей бесконечна, как в духовном смысле, так и в нравственном; знаменитые деяния их записываются на скрижалях истории и подвиги вспоминаются потомством. Они не умирают и для отдаленных веков; каждое их действие рассматривается, исследуется и часто служит примером для грядущих за ними поколений; летописи сохраняют их деяния.

    Но жизнь обыкновенного человека прекращается с его смертью, - она безвестна. Чем он может напомянуть о себе в потомстве, кто об нем вспомнит? Одни родные, друзья и приближенные; но и это весьма редко бывает продолжительно: каждый из смертных более заботится о будущем и настоящем, забывая прошедшее. Конечно, обстоятельства жизни частного человека не могут быть занимательны вообще для всех, но они любопытны – для близких его сердцу, а иногда даже и для прочих – необыкновенными случаями, могущими быть поучительными и предостерегательными в шаткой нашей жизни.

    Говорят – гении рождаются; но разве всякий человек делается великим как при своем рождении и даже в свою молодость? Время и деяния дают ему известность. Но при всем этом, такие люди с малых лет стремятся почувствительно к высокому и необыкновенному, совершенствуя только все … временем и обстоятельствами. Каким же образом, описывая жизнь великого человека, и не имея достоверных сведений, исключая изустных преданий, о постепенном развитии его душевных способностей, - можно с достоверностью определять полноту его гения и оценить действия его, которые произошли не одного случайного случая? Мы часто видим, что ядовитая зависть отымает у знаменитого человека врожденные способности и приписывает все его деяния одним лишь обстоятельствам. История показывает множество примеров, что современники не всегда были в своих суждениях; восстановители чистой христианской религии – терпели гонения; законодатели – тревожились бунтами; полководцы – предавались казни; открыватели по разным частям наук – осмеивались. Одно потомство – не лицемерный судья и для него-то необходимо оставлять беспристрастные предания, без коих и оно затруднилось произвести справедливый свой приговор.

...

    Со мной в жизни много случалось странного, так как и самое происхождение последовало довольно странно. Мать моя, происходила из древней дворянской фамилии, воспитывалась в деревне у отца своего, служившего на поле чести слишком тридцать лет и дослужившись до чина полковника. У него было около 400 душ крестьян в хлебородных губерниях; он имел богатую усадьбу в Тульской губернии, жил привольно и дружно со своими соседями. Он был смертельный враг процессам и ябедам. Случалось иногда заспорит с ним кто-либо о клочке земли, или скотина потоптавши хлеб, он тотчас отдавал то и другое; пристанет к нему с кляузами исправник, или заседатель, он скоро с ними сладит, - кому лошадь подарит, кому корову, а иногда семью людей. Нельзя сказать что бы он был тихого характера, но только уступчив и, кажется, от трусости или большого неведения в делах; в отношении же соседей и близких к нему был весьма суров. Соседей на пирушках часто бранил, а под час и бил, но за то и платил. Детей своих держал в страхе Божьем, а челядинцев и крестьян – в боязни господской. Старики наши не роскошествовали; чая и заморских вин не знали; изварят себе варенухи и – пошел пир горой. Они часто собирались к деду моему, который был мастер употчевать своих гостей, а к тому же тешил их песельниками, хороводами и нередко иллюминацией и фейерверком своего изобретения: вместо шкаликов и плошек зажигались ..тарные бочки, а взамен потешных огней – пылали наметы с соломой. Причем случалось иногда, сильный ветер вырвет клок горящей соломы и бросит или на людские избы, или на деревню, он загорится и сгорит до основания, а старики не переставали плясать при таком освещении. На другой день однако же, … хорошенько, они сделают складчину и обстроят крестьян по старому, наградив при том за пожитки их.

    Много было проказ у дедушки, но один его поступок заслуживает особого внимания. У него между многими находился дворовый человек, который, несмотря ни на какие наказания, хитро придуманные, вел себя чрезвычайно дурно. Дедушка, потеряв всякое терпение, решился его избавиться и предлагает бедному соседу купить его и за сколько же? За пять копеек меди. Сосед соглашается, надеясь как-нибудь исправить негодяя. Призывают человека и дедушка обращаясь к нему говорит:

    - Вот, видишь ли, до чего себя ты довел, что за тебя более пяти копеек не дают, меньше чем за барана или за свинью.

   Торг кончился и это так сильно подействовало на проданного, что он у нового господина в скором времени исправился.

   Множество было занимательных происшествий с дедушкой, о которых при случае я вспоминаю, а теперь обращаюсь к моей матери. В давно прошедшие времена не воспитывали в деревнях по нынешнему детей своих, а потому дедушка держался старины: он пригласил для учения сына своего и трех дочерей однако же не дьячка, как другие делали, а приходского попа, который и преподавал им часослов и псалтырь. Этого с них было довольно, особливо для барышень; старики говаривали: «мудреная жена – хуже сатаны».

   Кончивши года в два все науки, то есть читать по складам и писать по линейкам, сын отправился в армию на службу, а дочери, придя в возраст, начали поджидать женихов. Сын не долго служил, он поспешил выйти в отставку, для устройства, как говорят и ныне, хозяйства, - и принялся за него порядком: тот час завел собак, - не прилично же будущему помещику не иметь их, - ястребов и множество разных птиц, до которых он был смертный охотник. В это время старшая сестра его вышла замуж за дворянина отставного из статской службы. Этому браку многие удивлялись, говоря, как можно столбовому дворянину и еще с состоянием – отдать дочь свою за военного, жертвующего своей        жизнью за отечество. Но как же они вес изумились до крайности, до сумасшествия, когда мать моя через год после того, выходила замуж; да и в самом деле, свадьба эта похожа была тогдашнему на сказку, а по нынешнему на роман.

   Дедушка мой, соображаясь с духом того времени, наблюдать строго родословный порядок, по которому следовало выдавать мать мою замуж. Получивши тысячу замечаний от родных  и друзей за брак старшей его дочери, он сделался строг в выборе – для второй. Женихов было довольно, хотя невесте только что минуло четырнадцать лет, но все они были забракованы по разным причинам, из коих едва ли хоть одна заслуживает уважения. Неисповедимы судьбы Всевышнего! После такого строго разбора, на кого же пал жребий? Расскажем.

    В то время, как ныне, ездили по деревням мелочные торгаши с разными товарами, и приезжали обыкновенно в деревню перед праздниками, когда можно сбыть с рук побольше всякого вздору. У дедушки храмовый праздник был зимою в день чудотворца Николая; вот накануне и прибыли торгаши, между коими находился молодой парень, сын зажиточного веневского купца. Вечером, перед праздником, после всенощной, отпетой по дому, товары разложены в зале на столах. Родных и гостей съехалось множество, все обступили столы, любовались вещами, а сенные девушки сзади господ таращили свои глаза. Гости по немного разбирали свои покупки, и дедушка тоже купил своим дочерям и разным родным. Барышни же могли только смотреть, не смея сказать, что им нравилось и, что они желали бы иметь. Торг кончился, и купчины отправились ночевать в отведенную им избу, где их изобильно накормили и напоили, после чего они расположились спать. Но злой дух мучил веневского молодца и не давал ему уснуть; ему грезилась вес вторая дочь помещика, с которой он не спускал глаз во время торгу так, как она с его товара. Она была молода и прекрасно собой, отец её дворянин и с хорошим достатком; торгаш – также молод, недурен собой, отменно ловок и тоже имеет достаток. Чем чёрт не шутит! Разве не было примеров, даже в старину, что княжеские и графские дочки выходили за незначительных людей, и что дворяночки убегали от родителей с крепостными своими людьми, за которых выходили замуж. Молодец решился испытать счастья и начал действовать осторожно; он не осмелился обратиться с предложением к отцу, а и того менее к его дочери, которые в то время не могли, под страшным проклятием, выбирать себе мужей, а должны были раболепно исполнить волю родителей. Ловкий парень приступил к сему мечтательному намерению – по-купечески: он подарил старой няне китайки на сарафан, другой – бухарский, сделанный в Москве, платок, всем сенным девушкам – которой платочек, которой перстенек; одной сережки с цветными камушками, а другой - бисерное ожерелье. Он не забыл также и дворян всех оделить чем попало, начиная с малого до старика, так что разорился рублей на десять; а это тогда были большие деньги. Вот все и заговорили в доме, что это за молодец, да какой умный и добрый; вот бы жених нашей барышне, да жаль, что он не дворянин и не офицер. Между тем купец наговорить бабушкам и мамушкам, что он сын богатого отца, с которым не брезгуют знаться графы и князья и часто удостаивают занимать у него деньги; что они его уважают и обещают даже единственного его сына записать в гвардию – солдатом, а после выхлопочут ему и офицерский чин, и что это легко сделать, если бы сын был женат на дворянке, которая может просить своему мужу дворянское звание.

   Вот тут-то и пошли разговоры и толки, переходя и кучерской в людские, потом в переднюю, девичью и наконец во всех углах барского дома шептали о том же. Старушки разведя умом да разумом – признали дело сие хорошим и возможным, он успел уже многое наговорить и невесте, которая отвечала только одно: «воля родительская!» Некоторые из них побойчее, осмелились со всей тонкостью доложить старой барыне, безгласной жене старого дедушки; она ни во что не вмешивалась, предоставила мамушкам самим объяснить о сем барину. На другой день праздника, старушки, чтобы не терять благоприятного времени, пока жених был на лицо, отважились доложить о сем в веселый час барину. Дедушка изумленный и до крайности взбешенный такой дерзостью, порядком пожурил мамушек, а торгашей – в ту же минуту согнал со двора, ни сказав никому о сем постыдном предложении.

   Начало имело весьма худой успех; но молодец не терял надежды. Спустя некоторое время, узнавши всех родных своей будущей и их слабости, он нарочно поехал ко всем им под видом торговли. Везде вел себя, как говорят, вежливо скромно, всем старался угодить и все отменно его полюбили; но белее всех старая барыня, у которой он снискал любовь теми же средствами, как и в доме дедушки. Он с щедростью дарил разными вещами бабушек, тетушек, двоюродных сестриц и кумушек под видом продажи в долг – без отдачи и с значительною уступкою, говорил им: «о деньгах не беспокойтесь, после сочтемся».

   Таким образом все обласканные вещественно веневским купцом, твердили беспрерывно своим родным о доброте и уме его. Похвала, переходившая из уст в уста, склонила всех в пользу его. Сверх сего, особенный случай доставил ему еще большее уважение. Дедушка с уступчивым характером, с готовностью помогать ближним и с платежом за сожженные им в пиру деревни, - весьма растратился и заложил одну деревню. Срок платежа наступил, денег не было и деревню намеревались продать с публичного торга. Жаль расстаться с родовым имением, что делать? Надобно перехватить у кого-нибудь денег. Он узнал, что есть в Веневе один старик из купцов и прелестнейший человек, который дает денег без закладной. Дедушка по необходимости поехал к нему и действительно нашел почтенного старца – истинного христианина. Он вел значительную торговлю, имел заводы: кожевенный, купоросный и селитряный; состояние его было в цветущем положении. Знавши хорошо всех окрестных помещиков и не сомневаясь в честности дедушки, он не задумываясь ссудил его просимой суммой.

   Прошла зима, наступила весна и приближался уже Николин день. Опять к дедушке съехалось много родных и соседей и опять приехали торгаши с веневским купцом, который однако же не показывался на глаза, и оставался при возах. Праздновали обыкновенно неделю и более; в это время старушки успели хорошенько потолковать между собой о купчине, который незадолго до сего умолял помочь ему женится на дочери дедушки и убедил своим красноречием, обещая поддерживать при случаи их состояние. В числе доказательств своей страсти, объявил им, что дедушка занял у его отца значительную сумму денег и если он получит жену, то долг свой не будет взыскивать, а еще даст сколько угодно.

   Этого было уже весьма достаточно. Все напали явно на дедушку, умоляя, прося и даже требуя, чтобы он согласился отдать вторую свою дочь за веневского купца; ему объяснили, что он единственный сын того почтенного старика, у которого он занял денег и что их он не станет взыскивать. Дня три дедушка оборонялся от них и бранью и угрозами и даже толчками, - наконец изнемог. Он заперся в кабинете, начал рассуждать, а рассуждение есть уже половина согласия, помолился с усердием Богу и произнес тяжко: «буди Его святая воля!»

   На другой день при собрании всех родственников, дедушка торжественно изъявил свое согласие. Веневский купец, наблюдая за всем из сарая, тотчас явился и пал перед стариком на колени, потом обнимал попеременно всех родных. Привели молодую и не спрося желания, тут же и обручил находившийся на празднике сельский священник. После того послали за отцом жениха, который весьма рад был такому браку – и молодых немедленно обвенчали. Пир продолжался несколько дней на славу, после чего все мало-помалу разъехались, а молодые поехали в Венев.

   Отец мой недолго пожил с моею матерью в Веневе: дед мой (по отцу), восьмидесятилетний старик, скончался, и сын не умел сберечь большого состояния. Без образования, без рассудительной предприимчивости и расчетливой деятельности он не умел управлять делами. Заводы в короткое время расстроились, торговля упала, хозяйство было в беспорядке, повсюду водворилось большое небреженье, обман и воровство. Отец мой, гулявши что называется день и ночь, … все это несчастье, неудачам, бедности города, в котором … иметь больших оборотов в коммерции; забыв при то, как и где предки его составили себе значительное состояние.

   Утвердившись в сих мыслях, родитель мой уничтожил заводы, распродал лавки и дома в уездном городе, переселился в Москву, надеясь в столице более иметь успех от своего промысла. Но не так вышло: с оставшихся у него капиталов, он вдавался в многоразличные обороты -  и все без успеха, как и на родине его, по той же самой причине. В самое короткое время пребывания в столице, имение его исчезло, жена его с христианским терпением переносила все несчастья – и тогда-то начали рождаться у них дети ежегодно, по старому поверью – на бедность и дети множатся. Прошло еще несколько лет бедственного состояния и отец мой, спешивший жить – переселился в вечность.

   После отца, у матери моей осталась небольшая деревня, в Орловской губернии, доставшаяся ей в приданое, и сверх того она наследовала еще небольшую деревню в Воронежской губернии, доставшуюся ей после смерти родного брата, умершего в молодых летах холостым. Таким образом у неё составилось около 80 душ крестьян и она бы могла прожить безбедно с детьми до конца своей жизни, если бы молодость и неопытность не лишили её последнего достояния. Оставшись молодую вдовою и имея на попечении малолетних детей, она чувствовала необходимость в новом муже. И что же? Опять выбор был неудачен: у нашего отца при жизни его находился приказчик из купцов и он то сделался её мужем. Как это случилось, подробности мне неизвестны, но надо полагать, что в сем деле распорядилась опрометчивость и молодость моей матери.

   Названный мой отец не лучше был настоящего: не имевший необходимой в коммерции рассудительности и сметливости, он не мог не только сделать удачных оборотов, но даже управлять хозяйственным образом оставшимся имением моей матери.

   После многих детей у матери моей бывших от первого мужа, нас осталось в живых только трое: брат, сестра и я; от второго же мужа была одна дочь, которая в младенчестве умерла. Мы не успели еще достигнуть юношеских лет, как мать наша от несчастного замужества и худого распоряжения впала в долги и принуждена была для уплаты оных продать половину своего имения. Вскоре после того и другой её муж умер от невоздержанности – и мать решилась жить только для нас одних.

   Те же самые бабушки, тетушки и сестрицы моей матери, которые сладили первую свадьбу, опорочивали второй союз и старались уклониться от родственных связей. Однако же, когда случилось им приезжать в Москву, то всегда останавливались со своими челядницами у моей матери – из сожаления, как они говорили, к ней, а кажется справедливее от корыстных расчетов.

   Несчастная мать моя была добродетельнейшею женщиной: она любила всех своих родных, несмотря на их толки, принимала к себе сирот, воспитывала их, размещала по богоугодным заведениям, совершеннолетних девушек выдавала с приличным приданным замуж и помогала, по свои силам, всем прибегающим к ней бедным. Она жила не роскошно, но порядочно; доходы с деревни её были весьма ограничены: столичная жизнь с семейством и расходы на пособия несчастным превосходили её состояние и она находилась в необходимости продавать ежегодно что-либо из имения своего, отчего по совершеннолетию нашему ничего нам не досталось, но, благодаря Бога, и долгов по себе нам не оставила.

 

II

   Начало моей жизни произошло от довольно странного брака, и я родился (10 июня 1788 г.) естественным порядком, выйдя на свет чуть ранее обыкновенного около месяца, к тому еще и в дороге, когда моя мать ехала в деревню к отцу своему. Провидение, назначив мне в удел тернистый путь, с самых юных моих лет стало приучать меня к перенесению всякого рода неприятностей. Во время моего еще младенчества, со мною случилось четыре довольно важных обстоятельства: моя мать имела обыкновение выкармливать всех своих детей собственным молоком; но она не могла выполнить этого со мною, сделавшись нездоровой месяца четыре после моего рождения. При всем том, она никак не хотела поручить наемной женщине кормить меня грудью, а признала за лучшее употребить для сего рожок с коровьим молоком. О сем предмете моя мать рассуждала так: «я люблю поить детей и хочу, чтобы они меня также любили и обязаны были бы всем мне одной». Как люди, так и все вообще творения получают более привязанность у тому, от кого они получают пищу, а не редко и самые наклонности их зависят от сего.

   Мне исполнилось три года и за мною ходила уже собственная пожилая девка, которая вела себя очень хорошо; однако же не могла преодолеть женскую слабость: у нею был любовник, которого посадили за долги в тюрьму и ей надобно было достать денег для освобождения его. Нянька моя в воровстве не упражнялась, да и не решилась на таковое постыдное дело, а изобрела, по её понятию, менее позорное средство – продать меня тайно Донским казакам, часто приезжающим в то время в Москву за таковым делом. Нянька по обыкновению ходила гулять со мною по улицам; однажды мы долго не возвращались; наступила ночь, а нас все нет. Бросились искать по всем знакомым, везде и у всякого спрашивали – никто нас не видал; поутру еще с большим старанием обратились к поиску и человек наш нечаянно встретил няньку на дороге к тюрьме, куда она шла уже одна – и с деньгами. Её привели домой, она во всем призналась и указала место, где меня продала. Объявили тотчас полиции и открыли преступников. Меня взяли, казаков подвергли суду, а девку в последствии продали уже гласно таким же казакам. В то время о них имели худое понятие, и продавали им людей в примерное наказание.

   После сего прошло четыре года и мне минуло семь лет, когда матери моей рассудилось ехать на богомолье в Киев. Собравшись всем семейством -  мы поехали, поместились сами в коляске, а людей посадили в повозку. Проезжаю Курскую губернию, в один летний жаркий день, мне захотелось сесть в повозку к няньке. Мы ехали на своих лошадях и большей частью шагом; лошади едва тащились, нянька и девка спали, а кучер дремал. Увидевши на лугу прекрасные цветочки, я выпрыгнул из повозки, и никто того не видал. Проехав верст пять, моя мать спохватилась где я. Недоумение и испуг объял превеликий, поворотили назад уже рысью и находят меня бегающим по лугу, с детской беспечностью, за бабочками и нисколько не беспокоившегося об отсутствии моих ближних. Наконец мы доехали до славного города Киева, мать моя стала ходить ежедневно на всякое служение церковное в Печерский монастырь, куда и меня часто водили и носили; но видя, что я по летам моим не в состоянии был выдержать исполнения всех треб, в течении коих спал преспокойно где-нибудь в уголку, то и стали оставлять меня с нянькой дома.

...