Письмо А.Н. Комарова к В.Н. Любомудрову, 1975

А-ВКМ 23/3

(л.1)

Уважаемый Василий Николаевич!

Я приветствую создание музея в гор. Веневе и постараюсь выполнить Ваши просьбы и прислать Вам для музея картинки и фото. Рисунков от тех времен у меня конечно не могло остаться, но кое что, по воспоминаниям, есть. Я гостил у Сер. Вл. Озерова два раза и рисовал ему рисунки для журнала.

«Редакция» - это было просто кабинет и гостиная, где я работал за большим круглым столом, сидя в мягком кресле. Тут иногда сидел С.В. и обсуждал рисунки, сюда же борзят- (л.1об.) ник Мишка приводил собак на натуру. Озеров был высокого роста красивый мужчина с черной с проседью бородой расчесанной на две стороны — типичный барин-помещик. Его секретарь — Саша Торсков просто свиридовский парень, но очень хорошо обтершийся в барском обществе. Вот и вся редакция. Печатался журнал в Туле, куда гоняли на лошадях.

Бороздинский Мих. Георг. спрашивает о Лихачеве — наборщике. Никаких наборщи. В Свиридове не было, а так же я не знал и ботаника Розена, который при мне в Свиридове не жил.

(л.2)

После смерти Сер. Вл. имение было продано какому-то генералу и вдова Настасия Ивановна переехала в Москву. Собак распродали за большие деньги.

Высылаю Вам свой рассказ: «Дом с колоннами» (зачеркнуто - «Как я рисовал в охотничий журнал»). Рассказ Вам поможет представить себе и Свиридово и семью Озерова, и мое участие в журнале. К рассказу у меня есть рисунки. Есть у меня еще один рассказ близкий к венвеской земле — это как я разрисовывал ризницу в церкви. Церковь в селе Венев-монастырь и я там в первый и последний раз в жизни писал в церкви.

(л.2об.)

Вот все, что я могу предложить Вам о Веневе.

Теперь о другом.

Не хочет ли Ваша газета взять у меня несколько рассказов и напечатать их отдельной книжкой. К ним я могу приложить и иллюстрации. Ответьте мне на этот вопрос.

С уважением А Комаров.

14/VIII 75.

Было бы очень хорошо если бы Вы смогли приехать ко мне в Пески и увести рисунки. Высылаю бандероль с рассказом и фото.

Алексей Никанорович Комаров, 22.05.1968, А-ВКМ 23/2

(с.1)

Дом с колоннами

Это было давно, очень давно … это было в …. В каком же это году? Мне тогда … ну да, мне  было лет девятнадцать, не больше. Словом это случилось в те годы, когда еще не летали аэропланы, не кричало радио, не отнимал время телевизор, и никто еще не залезал на луну.

Тогда людям не грозила атомная бомба, тогда воздух был чист, и реки чисты и в них плавала рыба.

Я был очень застенчивый и скромный. В незнакомом обществе чувствовал себя неловко, краснел, смущался. Мне все казалось, что я смешон.

В это время меня пригласили сотрудничать в журнале «Семья охотников». Редактор и издатель журнала Сергей Владимирович Озеров прислал мне письменный заказ с просьбой изобразить для журнала страничный рисунок псовой охоты на волка.

Легко сказать «псовой охоты», а как это бывает? Ну еще волка я  смогу нарисовать, а вот  борзых собак ….

Борзых собак я видел только мельком и то давно. Я нашел где-то рисунок Кившенко «Травля лисицы». Там были борзые собаки, но нарисованы в таких рисунках, что понять я их не мог.

Я долго и мучительно старался что-то выжать из своего воображения, но выжимать оказалось не из чего и моя «охота на волка», я это сам чувствовал, вышла крайне убогой.

Я послал в редакцию свой рисунок и скоро получил от Озерова письмо: «Милостивый  государь - писал Озеров - редакция получила Ваш рисунок, но, к сожалению, поместить его в журнале не может. Волк очень хорош, но борзые собаки …. Вы меня извините, никуда не годятся. Вам надо хорошенько познакомиться с ними. Эти собаки не сравнимы ни с какими другими. Если Вы располагаете временем, приезжайте ко мне в Свиридово. Здесь Вы близко узнаете и борзых и гончих. Телеграфируйте свой приезд, и я вышлю за Вами лошадь на станцию Венев. Озеров».

Я знал, что редакция находится в имении Озерова и состоит всего из двух человек – самого издателя и редактора Сергея Владимировича Озерова и секретаря - Торскова. Печатался журнал в Туле.

Я послал телеграмму и через день уже выходил из вагона на ст. Венев с маленьким чемоданчиком в руке. Ищу глазами высланный за мной экипаж. Вижу, стоит тарантасик и рядом молодой парень .Спрашиваю : «Ты не из Свиридова» - « Так точно ­ улыбнулся парень. Усаживаюсь в тарантасик и мы покатили.

(с.2)

Свиридово оказалось совсем близко – верст пять, не больше. Небольшая речка, за ней деревенька и рядом с ней к реке спускается старый парк. В глубине парка большой белый дом с колоннами. Переехали по мосту через речку и стали подниматься в гору мимо ограды парка. Из - за деревьев показался дом. На террасе, прижавшись к колонне спиной, стояла девушка и с ней борзая собака. Стоят, смотрят куда-то вдаль, должно быть кого-то ждут.

Летят пожелтевшие листья, ветер играет шарфом девушки. Я залюбовался. Какая поэтичная, трогательная, немного грустная картина. Как жаль, что она так быстро мелькнула и исчезла за дверями парка.

 ХХХХ

«Здравствуйте, здравствуйте художник! Давайте знакомиться! Это моя жена Настасья Ивановна, а это…» В этот момент в комнату вошла стройная девушка лет шестнадцати, та, что стояла у колонны, с ней вбежала красавица борзая в бисерном, голубом ошейнике. «А это моя баловница дочка Леля», - добавил Озеров – «а теперь пойдемте обедать».

В столовой меня представили мадам Виц и Саше Торскову. Мадам рассеяно кивнула головой и по - французски что-то стала говорить Леле. Торсков крепко пожал мне руку и указал мне место рядом с собой

Слева от меня сидела Настасья Ивановна, русская, простая женщина, с лицом приятным, добрым, с голубыми глазами с пышной русой косой, закрученной на затылке, довольно полная, свежая, уютная.

Напротив сидела француженка и Леля. Взглянув на Лелю, я поймал её взгляд. Внимательный, испытующий взгляд. Этот взгляд смутил меня совершенно. Я потерял дар речи и уткнулся в свою тарелку. В этот момент ко мне подошла Лелина борзая Яшма и положила свою изящную головку ко мне на колени.

«Как странно - сказала Настасья Ивановна - Яшма ни к кому чужому не подходит, а вас она почему-то полюбила…»

Саша Торсков посмотрел на Яшму. «Собачника почуяла, вот и ласкается» - сказал он.

Обед, наконец, кончился и я с Сашей отправляюсь на псарню. Саша берет арапник, без которого не полагается ходить к собакам, и мы идем мимо конюшен, сараев, мимо фруктового сада.

Псарные дворы спускаются к берегу речки. Один для борзых, другой для гончих. Они огорожены плотным забором, нос верхнего края двора далеко видно. Видно и речку и поля и лес на другом берегу. За речкой, говорит Саша, живет лиса. Ей видно собак, а (с.3) собакам видна лиса. Увидят собаки, как  гуляет на том берегу лиса, и мчатся вниз к реке, а там забор и ничего не видно. Они обратно и им видна лисичка. Снова мчатся вниз - опять забор и так пока лисичке угодно прогуливаться по лесу.

Подходим к домику возле псарного двора. Саша хлопает арапником. Из домика выходит пожилой человек в полушубке.

- Здравствуйте, Данила Иванович! – говорит Саша – это вот к нам из приехал из Москвы  художник, будет рисовать для журнала. Собак будет рисовать, так вы ему помогайте.

- Ладно - бурчит Данила Иванович – К собакам что ли пойдем? Он отворяет калитку на псарный двор. Входим во двор к гончим. Две, три собаки залаяли на нас, остальные не обратили никакого внимания.

Большинство гончих были русские богряненько пять-шесть собак англо-русских. На взгляд непонимающего человека они казались грубоватыми, непородистыми собаками, и, признаюсь, мне они такими и показались сначала. Потом, при более близком знакомстве  под влиянием Сашиных и Озеровских Объяснений я понял их звероватую красоту, понял их экстерьер, для которого нет расстояний, нет усталости.

- Вы посмотрите, - Говорит Саша – в них есть что-то волчье и глаза немного раскосые и голова клином и спина немного покатая к заду. Но ухо у них висячее, небольшое, треугольное. Смотрите, какая грудь глубокая, а ширина груди!

Вдоволь налюбовавшись на гончих, я прошу Данила Ивановича показать борзых. Идем мимо каких- то строений, мимо громадной горы лошадиных костей. Нас сопровождают борзые и Гончие щенки. Они числятся в щенках и пользуются правом гулять на воле до полугода, а там их запрут на псарном дворе вместе со взрослыми собаками. Несколько щенков борзых и гончих лазают по горе лошадиных костей и с треском отрывают присохшие к ним лоскуты мяса и сухожилий.

Входим во двор к борзым. К нам со всех сторон бегут большие, изящные легкие собаки. Они приветливо машут хвостами и стараются лизнуть в лицо. Первый раз в жизни я видел таких необыкновенно красивых собак и в таком количестве. Так вот они какие, эти борзые собаки! Их, действительно, ни с какими другими не спутаешь. Я с восторгом смотрю на них, глажу их шелковистую шерсть и любуюсь их легкими, ловкими движениями, их пробежкой грациозной, пружинистой.

Саша подробно объясняет мне, как у борзой должно быть затянуто (с.4) ухо, чтобы кончики ушей почти сходились на затылке, как, упаси бог, не должно быть перегиба от лба к носу, какой большой порок подуздоватость, а спина должна быть без переслежины и с напружиной, задние ноги должны быть не прямые, а «в курке» ,правило (хвост) серпом с длинным подвесом и не завалено на бок. Окрас у борзых желателен такой же, как у южно -русских овчарок: то –есть белый, светло-серый, половый, муругий, но не черный, не кофейный. Русские густо -псовые борзые имеют кровь южно -русских овчарок.; от них они получили густую, шелковистую, завитую в кольца псовину, храбрость и злобу к зверю.

Русские борзые ловят накоротке, пылко. Это необходимо для средней полосы России, где поля чередуются с лесами, кустарниками, овражками. Тут нельзя долго скакать за зверем- он как раз уйдет в кусты, в лес. «Вы обратите внимание на лапу борзой» - говорит Саша – «ведь это русачья лапка, сухая, тонкая, такой лапкой могут похвалиться только высоко-благородные борзые собаки, те, что ведут свой род от собак,  с которыми охотились на антилоп египетские фараоны, а у нас, в древней Руси, наши русские цари и бояре».

Я подружился с Сашей и от него и от Озерова много узнал и о собаках и об охоте. Подружился я также с борзыми и с гончими. Крепко подружился.

По утрам до обеда я пропадал на псарных дворах, где зарисовывал и собак, и постройки, и кормежку, и уборку.

После обеда и вечером рисовал для журнала. Устраивался в гостиной: там был большой удобный стол и светлая лампа с абажуром.

В Свиридове живу уже пятый день, немного привык и к людям и к порядку, сделал много зарисовок и теперь под руководством Озерова более уверенно стал рисовать эскизы иллюстраций. Я не мог только привыкнуть к Лелиным загадочным взглядам.

Как – то я сел в гостиной рисовать для журнала. Озеров в кресле рядом со мной внимательно следит за моим карандашом.

Да, да вот так очень хорошо. А попробуйте у борзой спинку нарисовать покруче и прибавьте, голубчик, ей муфту, немножко, так чуть- чуть. Вот я вам покажу Лебедя , вы у него посмотрите муфту. Красавец! Сергей Владимирович подошел к двери и крикнул : «Феня!  Пошли Мишку на псарню. Пусть Данила приведет Лебедя и Маркизу!»

Вошла Леля и села рядом со мной. Она равнодушно, мельком взглянула на рисунок.

(с.5)

-  Я вам не мешаю? Если мешаю – уйду…

-  Что вы, Елена Сергеевна, нисколько, пожалуйста…

Забормотал я, конфузясь и краснея. Зачем она села рядом? Что ей от меня нужно? Украдкой посмотрел на нее. Леля сидела небрежно,  откинувшись на спинку кресла  и вдруг, неожиданно взглянула на меня. Наши глаза встретились. Какая то искра пронизала меня. Я поспешно уткнулся в рисунок и стал стирать и без нужды переделывать композицию. Я ни разу больше не взглянул на Лелю. В комнату вошла Феня и сказала, что Данила Иванович привел собак.

В прихожей мы с Озеровым долго рассматривали  и Лебедя и Маркизу. Я сделал несколько быстрых набросков; зарисовал отдельно лапку, скакательный сустав, голову, муфту. Я детально изучал борзую собаку  под руководством Озерова. Да, это шедевр собачьего рода, как арабская лошадь шедевр среди лошадей. Пока мы разбирали по косточкам Лебедя и Маркизу, Леля сидела в гостиной. Когда я вошел, она вздрогнула, потом улыбнулась и глазами указала мне на кресло возле себя.

Её улыбка ободрила меня. Мы были одни в комнате. Я сел и в первый раз открыто посмотрел ей в лицо. На меня смотрели два больших темно-синих, на губах чуть заметная улыбка, красивые каштановые волосы, заплетенные в две косы, окружали невысокий лоб и бледный овал лица.

- Садитесь рядом, я не кусаюсь. Не бойтесь меня.

Леля внимательно посмотрела на меня.

Вы росли в семье одиноким - не правда ли? Вот как я. У вас не было ни братьев, ни сестер и вы не привыкли делиться своими чувствами. Правду я говорю? Ведь так? Я тоже росла одинокой. У меня не было подруг, не было сверстников. Долго приучала себя не бояться людей и смело говорить всё, что думаешь. Теперь я не боюсь людей, я только не хочу краснеть за свои поступки.

Меня воспитала мадам Виц - она эмигрантка француженка, очень образованная и выросшая в аристократическом кругу.  Она научила меня говорить по-французски, непринужденно держаться в обществе. А большая библиотека папы ознакомила меня с жизнью.

Но я одна, всегда одна. Меня окружают герои и героини Пушкина, Лермонтова, Мопасана. Вы читали их? Вы знакомы с их героями. Но у вас были кроме них еще друзья, юноши и девушки, а у меня только книжные герои! Только книжные! Вы поймите - только книжные! (с.6) Леля замолчала и сидела задумавшись. Какая она странная! Как она не похожа на тех девушек, с которыми я был знаком раньше. О на не похожа на них, как не похожа тепличная орхидея на простенький полевой цветок.

Свет от лампы слабо освещал ее лицо. У нее такие же густые черные брови, как у отца, большие задумчивые глаза, такие же красивые, как  у отца, тонкие пальцы и породистые руки. У нее стройная, изящная фигурка и быстрые движения. Неожиданно она вскочила. «Прощайте» прошептала она

- Я вас …,  и убежала.

Вошел Сергей Владимирович.

- Вот, художник,  вы скоро увидите псовую охоту на волка! В засеке подвыли выводок и теперь надо только еще раз проверить. Сегодня Данила поедет проверять. Хотите, поезжайте с ним.

Все закружилось у меня перед глазами… волки, собаки, лошади… Леля вылетела  из моей головы. Сегодня я поеду с Даниилом  Ивановичем на подвывку! Сегодня я увижу или услышу настоящих диких, вольных волков! Сегодня! Перед глазами у меня мчатся волки…,мчатся борзые и гончие собаки. Скачут лошади…. Сквозь эти картины я вижу, как входит Данил Иванович и, почтительно ставши перед Озеровым, что-то докладывает ему. Я прошу Данила Ивановича взять меня с собой на подвывку.

- Ладно, поедем…. Только вот что, парень - молчи…. Сиди и молчи и ни на шаг…. Понял?

Да, я понял. И вот мы уже верхами едем на подвывку. Данил Иванович, сгорбившись, сидит на своем кауром иноходце. Иноходец еще прибавляет и прибавляет ходу, и моя лошадка, чтобы не отстать уже скачет галопом.

Сначала мы ехали через деревню, а потом через поля прямо прямиком  к темнеющему вдали лесу. Солнышко закатилось, и небо горит золотыми облачками. Данил Иванович молчит – он не очень рад своему спутнику. Я тоже молчу и стараюсь держаться в трех шагах от его лошади и немного позади. Подъехали к лесу, немного проехали лесной дорогой и выехали на большую поляну, потом спустились в широкий овраг, по краям заросший кустами. Данил Иванович остановился, прислушался, легко спрыгнул с лошади, постоял, погрозил мне кулаком, чтобы я не шевелился и молчал, а сам нагнулся и, держа руки трубой у рта, глухо завыл.

Если бы я его не видел перед собой, совсем рядом – я бы никогда не подумал, что это воет человек. Волк, самый настоящий волк! С низкой басовой ноты вой поднимался все выше и выше, все зауныв- (с.7) нее, все печальнее, потом короткий перебег и снова вой тоскливый, за сердце хватающий вой.  Далеко по лесам и полям разлилась эта волчья песня.

Мы стоим, слушаем. Тишина. Голый лес не шелохнется. Только в деревне, услышав волчий вой, забрехали, завыли собаки. Прошло минут пять, десять. Данила Иванович повторил песню. И вдруг, совсем близко, в кустах сразу в несколько глоток завыли с визгом , с диким хохотом молодые волки.

На поляну выбежала  волчица, а за нею пять крупных прибылых. Увидев нас, она оскалилась и зарычала. Данила Иванович, не спеша сел на лошадь, и мы повернули к дому. Волки проводили нас немного и отстали.

Я был на верху блаженства. Подумать только – я своими глазами видел в лесу диких, вольных зверей. Это не зоологический сад, где сидят за решеткой несчастные пленники. Это настоящие, дикие волки. Я смотрел на них, и они смотрели на меня, а вокруг задумчивый лес и тишина и угасающий вечерний свет.

Навсегда осталась в памяти эта картина: в последних отсветах зари голый, осенний лес. Старик охотник на лошади и злобно оскалившаяся волчица с прибылыми волчатами. Этого я никогда не забуду.

Волчий выводок проверен. Волки тут,  близко и надо завтра же их брать. Так говорили, спорили и обсуждали будущую охоту в семье Озерова. Настасья Ивановна, к моему удивлению, оказалась ярой охотницей и приказала завтра рано утром подать к крыльцу ее киргиза и свору  Стреляя и Кидая.

Для Саши и для меня тоже были заказаны лошади. Саша поедет со своей сворой, а мне, как полному невежде в псовой охоте, конечно собак не дадут. И правильно. Еще перетопчешь их лошадью, да и без собак я могу свободнее поспевать туда, где будет травля, где я смог увидеть интересные моменты.

Что будет? А если волки не будут дожидаться завтрашнего дня? Возьмут и сегодняшней ночью уйдут верст за 50? Эти мысли терзали меня. Наверно я плохо спал эту ночь.

Рано утром я уже был одет, когда  вошел Саша и дал мне свой полушубок. В городском пальтишке я был бы смешон верхом на лошади.

Еще было темновато, когда стая гончих с двумя выжлятниками ушла со двора. Настасья Ивановна в кожаной куртке и юбке - штанах вышла на крыльцо. Стреляй и Кидай радостно бросились к ней.

(с.8)

 Она ловко села на своего киргиза и вся охота тронулась. Данила Иванович промчался мимо нас вслед за ушедшими гончими. Настасья Ивановна, Саша, три борзятника и я скорым шагом тронулись вслед за Данилой Ивановичем.

На опушке леса он нас встретил и осипшим шепотом стал давать указания кому куда становиться. Мне было приказано не отставать от Саши. Он остановился на углу леса возле оврага. Саша молча показывает арапником, где по его мнению должен пробежать волк. Он, конечно побежит по дну оврага и, выскочив в поле, постарается добраться вон до тех кустов и под их прикрытием уйдет вон в тот лесок.

Мне дали почтенную, старенькую лошадку. Как только она останавливалась, она тот час же засыпала. Стоим. Лошадка спит. Тишина. Только где- то дятел стучит, да в далекой деревне поют петухи. Из всех охотников мне видно одного Сашу. И он,  и его конь и собаки неподвижны как бронзовые фигуры.

В глубине леса вдруг взвизгнула гончая, другая, третья и лес загремел собачьими голосами. Послышался голос Данила Ивановича, но где - то очень далеко. Он кричал что- то. Мне было слышно только «иги». Слева от меня выжлятник Семка, карьером помчался вдоль опушки. Вижу, мне на встречу что-то бежит. Я сначала даже не понял, и вот в десяти шагах от меня бежит волк. Он увидел меня , метнулся в сторону и легким скоком помчался вдоль опушки. По кустам замелькала Сашина свора. Одна собака , догнав волка, рванула его за заднюю ногу. Он сел, но сейчас же справился, вскочил. Огрызнулся и бросился к дубовым кустам. Знакомый мне муруго – пегий кобель Терзай с налета грудью ударил волка и злобно схватил его горло.

И вот уже вся свора прижала волка к земле. Примчался Саша, спрыгнул с лошади, но к зверю не подходит, а только топчется  возле. Из  опушки карьером выскакал выжлятник Семка и с лошади кубарем кинулся между собак на волка, крепко ухватил его за шею и коленкой прижал к земле.

-  Александр Степанович, давай скорей струнку. Соструним!

Саша подбежали, вдвоем с Семкой, они быстро сострунили волка. Со связанной мордой и связанными лапами, он испуганно и дико смотрел на своих врагов.

Мне было жаль молодого, вольного зверя. Я спрыгнул с лошади и стал гладить его красивый пушистый мех. Волк при моем прикосновении вздрагивал и дергал связанными лапами.

(с.9)

Семка, ухмыляясь, смотрел на Сашу.

- Что Александр Степаныч волка то не принял? Ай боязно?

Саша промолчал. Собак взяли на свору. Крупного прибылого приторочили к Сашиному седлу. От волка шел сильный мускусный запах, и лошадь опасливо косилась на зверя.

Пять, шесть гончих собак выбежали на опушку. Семка уже мчался карьером к ним. « В стаю, вались в стаю!» и гончие и Семка исчезли в лесу. Я оглянулся, отыскивая Сашу, но Саши нигде не было. Стая ревела где то совсем близко, но скоро гон стал удаляться и совсем затих в лесной дали.

Я остался один в лесу и поехал наугад по мелкому осиннику. Вскоре я напал на лесную дорогу, лес стал редеть, послышались голоса, и сквозь деревья я увидел Настасью Ивановну и борзятника Федю. Федя старается положить волка на спину своей лошади. Лошаденка храпит, вертится, опасливо коситься на зверя. Федя мочит руку в волчьей крови и мажет ею ноздри коня. Конь испуганно шарахается, встает на дыбы, но скоро привыкает к этому запаху и успокаивается. Волка приторачивают к седлу. Собак берут на своры.

- Как жаль, что вы не видели, как мои собаки взяли волка. Они и одни бы справились, да вот Федя был тут близко и его собаки подоспели.

Настасья Ивановна очень довольна , что ее любимцы Стреляй и Кидай показали себя молодцами. Это два богатыря, оба снежно – белые с густой, завитой кольцами псовиной. Красавцы!

Подъехал борзятник Василий.

- Что будем делать, Настасья Ивановна? Вся стая вместе с Даниилом Ивановичем  и выжлятниками за старухой ударилась. Видать не скоро вернутся. Старуха то всю стаю на себя  набрала и отвела от выводка. Теперича навряд травить придется.

Стоим,  ждем, слушаем. В лесу тишина, только где то в глуши поссорились сойки, а если сойки ссорятся и кричат – значит все спокойно.

- Домой надо ехать, - говорит Настасья Ивановна. Василий трубит сбор и вся охота через поля направляется домой в Свиридово к большому дому с колоннами.

Вот я и познакомился с псовой охотой. Охотничий угар совсем заморочил мою голову. У меня теперь была уйма всяких тем для эскизов. Псовая охота уже не была туманной, непонятной. Передо мной рисовались сцены травли, спуска со своры, охотники, лошади, бегущие звери, скачущие собаки. Я спешно набрасывал эскизы (с.10) и показывал Озерову. Вместе мы обсуждали их, изменяли, что-то дополняли. Я видел настоящую охоту. Охоту с борзыми на волка. Много ли людей видели эту « бешеную забаву»? А я видел, да видел своими глазами.

И эти волки, собаки, лошади вся эта новая для меня забава затуманила, закрыла от меня  Лелю.

Но вот она тут, рядом со мной. Она смотрит на меня своими чудными глазами. В них укор и ласка и призыв. Она садится в кресло рядом со мной и тихо, чуть слышно говорит:

- Зачем вы уходите от меня?  Зачем избегаете меня? Я вас люблю, очень люблю …

Что мне делать? Я смущаюсь, я не знаю, что мне надо сказать, и я молчу. Я не могу грубо оттолкнуть ее холодными словами. Она такая поэтичная, юная, прелестная. Всегда помню. Как увидел ее первый раз, когда она стояла на террасе около колонны и задумчиво смотрела вдаль. Она что-то ждала, о чем-то мечтала. Ждала от жизни счастья, ждала, что бы мечты сбылись. Милая Леля!  Мечты остаются мечтами, они никогда не сбываются…. Никогда!

И я молчу. Что я могу ответить ей? Ее любовь пугает меня.  Какая я ей пара?  Она богатая родовитая девушка, а я безвестный, начинающий художник.  Она может позволять себе всякие причуды. У нее горячий южный характер – ее бабка с отцовской стороны  была грузинская княжна, красавица, гордая и властная. Ее портрет висит в диванной комнате, и я не раз подолгу смотрел на него. Леля очень похожа на эту грузинскую княжну.

- Нарисуйте мою Яшму, - говорит Леля.

Я покорно беру бумагу и уголь. Леля смотрит на мою работу и на меня; легкая полуулыбка скользит по ее губам.

- Вам нравится?

Она чуть – чуть кивает головой.

- Подпишитесь и напишите что ни будь…. Ч то ни будь от души, от сердца .

« Елене Сергеевне на…»  начинаю я подпись. Леля хватает мой карандаш.

- Нет, это не годится. Это скучно, банально. Напишите только « Леле» и все.

Она посмотрела на меня долгим чарующим взглядом.

Вечер. В доме тишина. Сижу в гостиной и рисую. Сергей Владимирович иу себя на верху. Настасья Ивановна тоже у себя. На кресле, рядом со мной, где всегда сидит Леля, спит, свернувшись калачиком, Яшма, а Леля ходит взад – вперед по неосвещенному залу. Мне ее не видно, только слышу шаги. В высокие окна светит луна. Через двойные стекла видны покрытые снегом крыши, белые сучья старых лип. (с.11) Иногда Леля подходит к роялю, берет несколько аккордов и снова ходит, ходит…. Она о чем-то думает, что- то тревожит ее головку. Где -то вдалеке хлопнула дверь, послышались какие то голоса. Леля бегом помчалась в прихожую. Спящая Яшма вскочила и, скользя по паркету, понеслась за своим другом.

- Федор, Федор! – звенит Лелин голосок, - как хорошо, что ты пришел.

- Запряги, голубчик Федор, моего Копчика в маленькие саночки.

- Да куда же ехать барышня, теперича ночь на дворе.

- Ничего, ничего, запряги, пожалуйста! Можно, мама, я поеду сейчас кататься? – Настасья Ивановна что - то тихо говорит ей.

- Нет, нет, ничего можно, можно! Я не одна поеду. Со мной поедет художник. – Леля командует дома, и все ее желания исполняются.

Настасья Ивановна не имеет силы в чем либо отказать любимой дочке. Это так. Но ведь она и мной распоряжается как своей собственностью. И у меня нет силы  чем либо отказать ей. Леля влетает в гостиную. Глаза ее блестят , она улыбается, движения ее быстры. Она очень красива.

- Мы сейчас поедем кататься. Вы умеете править? Бросайте ваши карандаши. Одевайтесь!

И она умчалась. Покорно иду в прихожую. Одеваюсь.

Морозная, лунная ночь. Мы сидим в маленьких саночках. Я держу вожжи. Искоса поглядываю на Лелю и тревожно и радостно чувствую ее близость. Леля сидит какая то особенная, возбужденная. Все в ней кипит. Я это чувствую и поглядываю на нее, ожидая взрыва. Так и вышло. Леля вдруг бросилась мне на грудь, и наши губы слились в долгом опьяняющем поцелуе.

Утром после бессонной ночи я быстро уложил свои вещи и, сославшись на неотложные дела, уехал из Свиридова.

Лелю я больше не видел.

Прощай белый дом с колоннами, где на меня взглянула, где мне улыбнулась любовь!